Она так и ахнула.
«Ну и ловкая эта миссис Колверт! Сообразила, что ее могут вызвать свидетельницей, чтоб опознала девчонку. Потому и подослала сыщика ко мне. Какое коварство! Есть же такие хитрые, коварные люди! А я-то, несчастная, одинокая старуха. С такой несчастной, простодушной, одинокой женщиной — и так поступить!»
Она наскоро нахлобучила шляпку, так что седые волосы выбились и их трепал ветер, заторопилась обратно на Брайдуэл-стрит, отыскала того агента и заявила ему:
— Я ошиблась. Это не та девушка. Теперь я вспомнила. А тогда в голове все перепуталось. Я такая старая, бывает, сама не знаю, что говорю. Забудьте, что я вам наболтала.
И хоть этот агент был человек терпеливый и привык управляться с женщинами, с нею он сладить не мог; уж он и уговаривал ее, и упрашивал, и умолял, даже грозил, даже уселся на табурет с железными ножками и зарычал на нее как тигр — все понапрасну.
— Нет-нет, — сказала одинокая женщина. — Не могу я этого, хоть убейте. Я одна на свете, где мне в суд, против таких ловких да расчетливых. Пускай идет свидетельницей миссис Колверт, она такая разумная и ловкая, эта миссис Колверт, такая храбрая и бесстрашная со своим святым апостолом Петром, да еще говорила: «Молитесь за меня, миссис Мур»!
И она стала толковать агенту про свою одинокую жизнь, про сестер и покойника мужа, про сыновей и невесток, а он все слушал и под конец сказал:
— А, знаете, миссис Колверт и впрямь к нам придет и опознает ту девчонку. Она мне сегодня обещала. Вы несправедливо про нее говорите. Просто она хочет, чтоб вы ей составили компанию. Говорит, у нее нервы слабые и тоска ее разбирает.
— Нервы? — воскликнула миссис Мур. — Да у меня нервы в сорок раз слабее. Она над молочной живет, какое у нее право жаловаться на нервы? Вот я, бедная, несчастная, заброшенная, у меня целый день от стука молотков голова пухнет, кругом пьяницы, крик да шум такой — святого с ума сведет.
И опять пошла-поехала про сыновей, и сестер, и про покойника мужа, и про невесток — и все это чтоб заглушить угрызения совести, ведь она и вправду была несправедлива к миссис Колверт и подозрительность, от которой так часто предостерегали сыновья, ввела ее в заблуждение. А полицейский вкрадчиво, с мягким ирландским выговором, опять и опять твердил, как приедет за ней в автомобиле и повезет ее по городу, и опять, сама не зная как, она сдалась — и не успела спохватиться и передумать, а он уже сбежал от нее и выпил две двойных порции виски, причем не на казенный счет, а за свои кровные.
На другое утро глядь, тут как тут миссис Колверт — мило улыбается ей, будто это у нее, у миссис Колверт, пытались украсть сумочку, будто сидит она в собственном автомобиле и этот полицейский — ее собственный шофер и она самолично все это устроила! Машина тронулась, и всю дорогу две старые дамы оживленно беседовали. Они радовались солнышку, и толпам на тротуарах, и уличному движению и, когда замечали среди пешеходов кого-нибудь знакомого, приветственно махали, все равно, видели их знакомые или нет. Они говорили, что поступают по справедливости и та девушка в конечном счете им будет благодарна, и церковь будет им благодарна, и весь город должен бы их благодарить, и к тому времени, когда они обо всем этом переговорили, их ввели в комнату, где по стенам развешаны были наручники, и стояли жесткие табуреты, и полицейские по обыкновению преспокойно бездельничали.
Миссис Мур и миссис Колверт вошли туда вместе. Бок о бок, очень бледные, прошли они взад и вперед мимо выстроенных в ряд подозреваемых и, конечно, увидели ту, что пыталась обокрасть миссис Мур, — девчонка нахально, в упор уставилась на них. Они не сказали ни слова — говорить ничего и не полагалось, пока они на выйдут за дверь; но и за дверью они продолжали молчать. Изумленный сыщик не выдержал:
— Ну? Вы ж ее узнали! Я видел, вы ее узнали!
Благочестивые старые дамы обменялись быстрым взглядом, и одинокая женщина спросила шепотом:
— Что скажете, миссис Колверт?
— А вы ее узнали, миссис Мур? — пробормотала та; ее всю трясло, и она криво улыбалась, словно параличная.
— Мне интересно знать, что скажете вы, миссис Колверт, — отвечала одинокая женщина, изо всех сил стискивая сухие кулачки.