Каминский обратил внимание генерала еще и на другую возможность добывания денег.
— Можно продавать казенные леса.
И Пари продал шведскому спичечному фабриканту значительную часть расположенных в Восточных Карпатах обширных государственных лесов. Против этого никто не стал бы возражать, если бы генерал уступил Каминскому хоть какую-нибудь часть выручки. Но об этом генерал не подумал. Это не пришло ему в голову, даже когда «унгварский Хефер» с недвусмысленной откровенностью попросил у него комиссионные. Пари рассердился на Каминского и откровенно высказал ему свое недовольство. Каминский принял к сведению мнение генерала и — через посредника — сообщил советнику Лихи, что происходит с лесами, являющимися собственностью чешского государства. Лихи, сердившийся со времени Национального собрания на Пари, написал в Прагу соответствующее донесение. В нем он доложил не только о судьбе казенных лесов, но также обо всем, что творил генерал Пари в «освобожденной провинции».
«Пари, очевидно, думает, — писал между прочим Лихи, — что Ужгород находится в Марокко».
Читавшие в Праге это донесение нашли, что разумнее всего — не верить Лихи. Но когда проделки Пари стали широко известны в Праге, пришлось все-таки предпринять кое-что, если не против махинаций Пари, то хотя бы для того, чтобы эти махинации не стали предметом пересудов. Дело в том, что правительство боялось не только своей «великой союзницы» — Франции, но и становящегося все более и более радикальным рабочего движения. Масарик искренно ненавидел коррупцию. Поэтому необходимо было сделать что-нибудь. Но что именно? Что может предпринять чешское правительство против французского генерала, посланного ему на помощь?
К счастью, чешские политики учились в австрийской школе и поэтому знали, что если в каком-либо предприятии надо кое-что сделать и в то же время сделать ничего нельзя, то надо послать полномочного правительственного эмиссара — пусть без какой бы то ни было власти, но зато с большой ответственностью. Чешское правительство назначило полномочным правительственным эмиссаром «по русинскому вопросу» «наменьского героя».
Имя «наменьского героя» носил Эрне Седлячек. Бесспорно, он имел на это полное право. Что наменьскую битву выиграли чехи, было фактом, фактом являлось и то, что Седлячек был в Намени, и никто не мог отрицать, что он вернулся оттуда в Прагу с перевязанной головой. Каждому государству, ведущему войну, необходимы герои, и оно берет их откуда только может.
Но насколько герои нужны во время войны, настолько они неудобны после войны, потому что, пользуясь своим положением, они слишком многое себе позволяют. А правительство, стоящее на шаткой почве, не смеет ничего запрещать им. По общему мнению, в мирное время больше всего бед причиняют глупые герои. Случай с Седлячеком — исключение: при всем желании «наменьского героя» нельзя было назвать глупым, и все же он причинил чешскому правительству гораздо больше неприятностей, чем самый глупый герой. В опубликованной им серии статей, под заглавием «Мои наблюдения на фронте», он резко критиковал не только руководство военными действиями, но и политику правительства. Война, по мнению Седлячека, ведется слишком гуманно. Главной же слабостью политики чешского правительства является то, что она недостаточно согласована с политикой великой союзницы — Франции.
Что можно было на это ответить? Правительство никак не могло сказать чешскому общественному мнению, что оно ведет войну против Советской Венгрии настолько энергично, что сжигает целые деревни, заставляет убивать раненых, вешать даже женщин и детей. Точно так же чехословацкий премьер-министр Тусар никак не мог сообщить чешскому народу о том, что политику чешского правительства диктуют французы и что он, глава чешского правительства, без разрешения посланных в Прагу в качестве «наблюдателей» французских банкиров ни одного шага сделать не может.