Фердинанд торжественно расцеловал всех нас по очереди, затем раздал подарки. Подарки эти не подходили к нашему положению. Мать получила от него огромный букет цветов, отец — бутылку настоящего французского шампанского. Нам, детям, — меня Фердинанд тоже причислил к детям, — привез шоколад. Сестры очень радовались этому. Я предпочел бы хороший кусок сала с красным перцем.
— Ну, шурин, — обратился Фердинанд к отцу, — я никак не ожидал от тебя, что ты будешь делать такие глупости!
Вместо ответа отец только кивнул головой.
— Ну, ничего! — кричал Фердинанд. — К счастью, я еще существую. Укладывайтесь и хоть завтра можете ехать.
— Куда? — недоверчиво спросила мать.
Фердинанд ударил себя по лбу.
— Какой я дурак! Ведь я об этом еще ничего не сказал. Но когда у тебя голова полна такими серьезными, важными, я сказал бы, государственной важности делами… Одним словом — вы едете в Пемете. Пемете расположено близ Марамарош-Сигета, в семи-восьми часах езды от Берегсаса. Чудесное место, шурин! А тебе это именно и нужно. Хороший воздух, аромат сосен, пение птичек…
— Птичьим пением не проживешь, — сказала мать.
— Это верно, Изабелла. Но зато на жалованье в семьдесят пять форинтов в деревне, где все дешево, жить можно. А лесопилка в Пемете платит своему кладовщику семьдесят пять форинтов. А этим кладовщиком с первого июля — по моей рекомендации — будет не кто иной, как господин Йожеф Балинт. Ну, что вы скажете? Да, чуть по забыл, — вот вам на дорогу. Перед отправкой, шурин, вы должны дать телеграмму. Запиши адрес, Геза. Натану Шейнеру, Пемете, комитат Марамарош. Впрочем, телеграмму пошлите лучше не самому Шейнеру, а мадам Шейнер. Да, так будет лучше.
Потом Фердинанд сообщил кратко о своей семье. Тетя Сиди и Дёрдь проводят лето в Остенде. Он сам не мог поехать с ними, так как страшно занят.
— Но к вам в Пемете я обязательно заеду в августе или в крайнем случае в сентябре. Надо же немножко поохотиться на медведей.
После того как дядя ушел, я тщательно исследовал банкноты — не фальшивые ли они. Но они были настоящими.
Вечером того же дня в Бебелевской комнате дядя Филипп читал лекцию на тему: «Национальный вопрос и будущее Австро-Венгерской монархии».
После лекции он позвал меня к себе.
— Был у вас утром этот мерзавец? — спросил он.
— Да, был, — ответил я.
— Оставил деньги на дорогу?
— Оставил.
— Вчера вечером он пришел ко мне, — рассказывал дядя Филипп. — Я выгнал его. Сказал, что, прежде чем говорить со мной, пусть поговорит с вами. Он клялся, что все уже устроил. Быть может, с моей стороны это было лишнее, но я все же выгнал его. Сегодня после обеда он звонил, что уже говорил с вами. На этот раз он, очевидно, не соврал.
Десять дней спустя мы ехали в Пемете.
Дядя Филипп требовал, чтобы я остался у него, пока не кончу гимназии. Но мне хотелось жить с родителями. Я предпочел быть экстерном и ездить в Пешт сдавать экзамены. На прощание дядя Филипп подарил мне несколько хороших книжек.
От Эржи я тоже получил в подарок книгу — стихотворения Петефи. На последней странице была приклеена ее фотография, которую Эржи, по ее собственному признанию, заказала специально для этой цели.
Когда я зашел попрощаться с отцом Эржи, он сидел на маленькой скамеечке, опустив больные, опухшие ноги в таз с водой, и читал газету. Сонными глазами посмотрел мне в глаза.
— Всего вам лучшего!
Когда я был во дворе, он позвал меня обратно к окну.
— Если встретитесь в Пемете с Абрамом Хозелицем, передайте ему от меня привет, — сказал он. — Абраму Хозелицу, — повторил он еще раз.
К моему большому удивлению, Йожеф Липтак проводил меня к поезду.
— До свидания, Геза!
Восемь лет спустя мы с ним действительно увиделись — в военной тюрьме.
Сели мы в поезд вечером. Утром в шесть часов проехали станцию Берегсас. В половине одиннадцатого мы были в Марамарош-Сигете. Оттуда продолжали путешествие на лошадях.
К обеду мы прибыли в Пемете.
Благодетельница Пемете
Если сейчас кто-нибудь услышит о Пемете, он подумает о знаменитой неметинской битве и о пресловутых неметинских массовых казнях. Когда мы переехали в Пемете, все это покоилось еще в утробе будущего. Кто видел Пемете в те времена, думал только: за каким чертом построили деревню на таком невозможном месте?