Колесо гремело впереди, потом вырвалось у него из рук — Филипп вышел на улицу, спускавшуюся к его дому, окруженному каменной оградой. Он остановился, чтобы перевести дух, а колесо громыхало все громче. Он увидел, как оно наскочило на ограду и как камни брызнули от удара. Искры, полетевшие при этом, погасли, во дворе закрякали утки, заскулила собака. Войдя во двор, Филипп увидел, что колесо остановилось под навесом и что собака, забравшись на конуру, продолжает скулить, поджав хвост.
Потом во дворе собрались соседи. «Страшное дело!» — «Филипп колесо от орудия прикатил». — «Сам прикатил?» — «Да уж конечно, сам. Такое колесо и паровоз выдержит». — «Что паровоз! И потяжелей паровоза выдержит!» — «Все что угодно выдержит, сталь-то, видать, шведская». — «Шведская, военная штуковина, на вечные времена делалась»…
Но на что мог употребить Филипп одно колесо от орудия? Других на линии фронта не было.
Ну и бог с ним!
Колесо и сейчас лежит под навесом, ржавеет. Земля под ним тоже проржавела. Молотком бы его не разбить, но ржавчина уничтожит его — медленно, спокойно, постепенно, — Филипп видит, как множатся ее чешуйки. Они сыплются, как перхоть, с шведской стали. На вечные времена, говорите?
Пусть горбун с ветеринаром болтают, что им угодно, они не собьют старика с толку. Каждую ночь он видит, как падают звезды, осыпаются, словно ржавчина со стали. И во сне… И где-то перед ним катится колесо от орудия и гремит, как тогда, когда оно стерло в порошок каменную ограду, когда оно сокрушило вырубку на Петушином холме. Вот и сейчас оно катится, гремит и грохочет по гладкому склону неба.
Разбудило его колесо.
Над его головой вышка скрипела и цепи лениво скрежетали. Колесо двигалось медленно-медленно, будто еще не решило, вертеться ему или нет. Подул ветер. Не случайно вчера вечером небо над синим венцом гор заалело. Старик вспомнил про удочки. «Сейчас тихо, но как подымется ветер, рыба начнет клевать», — сказал ему горбун перед уходом.
Хотя ветер уже поглаживал воду, поплавки лежали неподвижно. Река еще спала, покачиваясь во сне меж берегов. Она отдыхала от жары.
Но ветру хотелось играть, и он чуть вскудрявил ее поверхность. Он был нежен и умел проделывать такие штуки. Легкие гребешки пробежали под ногами у Филиппа — точно дрожь прошла по воде.
Он сидел на высоком берегу и видел все перед собой. По другому берегу прошло стадо буйволов. Их тяжелые копыта топтали дикую мяту. Буйволы шли медленно, словно плыли, вытянув морды вперед. Глаза у них были выпуклые и страшные. Над ними летали тучи мух. Буйволы отгоняли их, рассекая хвостами воздух.
Сильно запахло дикой мятой.
Река проснулась. Проснулись и рыбы. Старик видел, как они выпрыгивают из воды и солнце сверкает в их чешуе. Маленькие рыбки играли и забавлялись на солнце. Это было красиво.
Но он увидел и черные молнии в глубине реки. Они прорезали дно, устремляясь к маленьким рыбкам. Тогда мелюзга рассыпалась в разные стороны или выпрыгивала из воды. Старик понял, что они не играют на солнце, а ищут спасения. В черных молниях он различил судаков с их плоскими мордами. В этой реке они были самыми опасными хищниками, и, если жертва ускользала от них, они поводили хвостами. Проплывая под пробковым поплавком, они не трогали насадки. Они были хороши собой, эти хищники. Глупые и добрые рыбы, питавшиеся одними бокоплавами, были безобразны. И не были такими вкусными, как хищники.
На поплавок прыгнула лягушка. Хватанула его ртом, подержала немного и выпустила. Оперлась на поплавок передними лапками и лениво зажмурилась. Что-то серое шлепнулось на нее сверху. Это была другая лягушка, гораздо больше первой, Маленькая вместе с поплавком ушла под воду, но поплавок снова вынес ее на поверхность. Стрекоза протрещала совсем близко от них — они ее не заметили. Они были поглощены своими заботами.
Старик наблюдал за лягушками. На его поплавке они предавались любви. Потом большая уморилась и поплыла к листу мать-и-мачехи. Вода покачивала лист, и любовник забрался на него, чтобы отдохнуть. Но он не заснул. Маленькая снова начала играть с поплавком. Старик вспомнил, что, когда его односельчане видели маленькую ростом женщину, они качали головой: «Маленькая, говорите?.. Лягушка тоже маленькая!»