Сьера Бёдвар, помахивая тростью, медленно шел рядом с женой. Похоже, он был чем-то раздражен. Мрачная тень все ползла и ползла из дальнего уголка души, но вместо того, чтобы оказать ей сопротивление и сосредоточенно приготовиться к молитве, которой можно будет предаться в тиши кабинета, он опять не выдержал и сказал:
— Как ты говоришь? Наш дом?
Фру Гвюдридюр посмотрела на него удивленно.
Он дрогнувшим голосом повторил свой вопрос:
— Ты сказала — наш дом? И нужно покрасить крышу?
Фру Гвюдридюр кивнула.
— Ну конечно. И крышу, и окна.
— Наш дом? — Сьера Бёдвар взмахнул палкой, голова его опять мелко затряслась. — Разве мы живем в этом доме одни?
— Просто я так выразилась. — Фру Гвюдридюр вздохнула. — Я знаю не хуже тебя, что мы живем не одни.
— То-то и оно! — Сьера Бёдвар махал и махал тростью. — Но может быть, ты предварительно договорилась с соседями? Может быть, это они попросили тебя заняться ремонтом?
— Я не намерена советоваться ни с ними, ни с кем другим о том, что считаю совершенно естественным, — отрезала фру Гвюдридюр. Она была явно не расположена поддерживать этот разговор.
— Ничего себе! Интересно, что бы ты сказала, если бы они вдруг начали вести себя так, будто нас в доме нет? — Сьера Бёдвар судорожно глотнул ртом воздух. — И вообще, я впервые слышу, что крыша начинает ржаветь…
— Я тебе говорила об этом всего несколько дней назад. Ты, конечно, уже забыл.
Чушь! — подумал сьера Бёдвар, но не стал утверждать этого вслух. Он допускал, что жена, возможно, права. В том, что касалось событий недавнего прошлого, он не мог твердо полагаться на свою память.
— И все-таки надо было сперва посоветоваться с соседями, — буркнул он сердито. — Как можно ни с того ни с сего приглашать маляра?
— Можно подумать, он согласился!
— Это неважно! Ты все равно должна была сначала договориться с соседями! — Сьера Бёдвар взмахнул палкой и произнес внушительно, чеканя каждое слово: — Приглашаешь человека красить крышу и рамы, будто дом принадлежит тебе одной! Если только его можно назвать человеком, — прибавил он. — Этого болтуна и пройдоху!
— Я подумала, во сколько это нам обойдется, — сказала фру Гвюдридюр. — Не знаю, как тебе, а мне вовсе не улыбается платить по счету за каждый квадратный метр. Все и так жалуются на расценки.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что он помог бы нам сэкономить? — Сьера Бёдвар на секунду замер, у него даже дух перехватило. — Что благодаря этому наглому бездельнику и фанфарону я смогу положить в карман несколько крон?!
— Да что с тобой? — спросила фру Гвюдридюр. — Чего это ты вдруг точно с цепи сорвался?
— Это же тунеядец, вконец испорченный, преступный элемент! И он такой с пеленок! — Сьера Бёдвар не мог успокоиться. — Сколько он загубил гаг! Ведь его дважды хотели отдать под суд: один раз за то, что он гнал самогон, другой — за браконьерство.
— Не понимаю, чего ты так разошелся? — Фру Гвюдридюр говорила громко, напористо. — Почему это нельзя спросить у него, не возьмется ли он за покраску? Разве мы не обращались к нему за помощью, когда жили еще в Адальфьёрдюре? Разве он не покрасил наш дом?
— Кто обращался к нему за помощью? — спросил сьера Бёдвар. — Я?
— Очень может быть, что ты и это взвалил на меня в свое время, равно как и многое другое. Очень может быть, что Гусси сворачивал шеи гагам и слишком часто прикладывался к рюмке. Но что плохого ты можешь сказать про его работу? Разве он надул нас хоть в чем-нибудь?