— Не жаль молодца ни бита, ни ранена…
Любимой своей поговоркой Егор Петрович добродушно встретил Чапа в прихожей прокурорской квартиры в Слободе, в тридцати километрах от города, после того как в двенадцатом часу ночи ему позвонил дежурный лейтенант из милиции. Он сказал, что какой-то психоватый велосипедист требует домашний адрес прокурора Бородина, говорит, из города, по личному вопросу.
— А я сразу догадался, — говорил Егор Петрович, показывая, где поставить велосипед, и впуская Чапа в комнату.
— Что вы хотите этим сказать? — Чап задержался в дверях.
И тут прокурор похлопал его по взмокшей спине и проговорил:
— Не жаль молодца ни бита, ни ранена, а жаль молодца похмельного. Уже и в милиции побывали? Что ж, проходите. Не знаю, как вас звать по-настоящему.
— Меня зовут Чап. — Двумя руками он прочесал свою шевелюру.
— Откуда такое прозвище? Давно хотел спросить.
— Долго рассказывать. Чапая хотели сделать — не получилось, — нелюбезно буркнул Чап, оглядывая потолок кабинета.
Как всегда, одно желание владело им, он не терпел ничего отвлекающего в сторону. И хотя после ночной гонки по шоссе ноги гудели, шея болела от напряжения, он рвался к цели; схватка в милиции из-за адреса только раздразнила его.
Егор Петрович покладисто подчинился этому напору.
— Зачем явились?
— Я хочу задать вам вопрос… только один вопрос… как человеку… — Чап, кажется, уже сердился на себя: сгоряча разлетелся, а объяснять трудно.
— Вопросы задавать и я умею. Ну, задавайте.
— Почему Митя не женится?.. Да вы не смейтесь!
Егор Петрович действительно смеялся.
— С чем с чем, а с такими вещами не торопятся, — сказал он. — А что, собственно, произошло?
— Произошло то, что он уехал в Калугу.
— Осведомлен.
— По-русски называется — удочки смотал! А она одна! Она как сумасшедшая! Они любят друг друга, это факт. А их спугнули, и они разбежались. Стыдно им, что ли, стало? Это как болезнь, я так считаю! Им привили ее. И радуются.
— Кто радуется?
Но Чап не отвечал на вопросы.
— Даже щенки, когда чумятся, их надо лечить! — говорил он запальчиво. — Чумятся — лечить! Митя горя не хлебал. Счастливый… Семья. Медалист. Все его любят и уважают. — Он остановился, помрачнел. — Хотя не все, конечно. Я лично с ним порвал. Но это неважно. Будущность у него — до небес!
Он говорил рывками, и слова выговаривались им от волнения как-то по-особенному. Егор Петрович слушал его серьезно.
— Ну и что же, что Митя такой благополучный?
— А то, что ведь с чего все это началось, вам известно? Он решил оберегать ее репутацию. Ко мне ходил братом милосердия, я его не просил об этом. Вот в Калугу уехал. Как это называется? Он собакам сено косит?
— Собакам сено косит? — переспросил Егор Петрович.
Какое-то воспоминание из Митиных рассказов о детстве Чапа мелькнуло и встревожило. Мальчик тревожил и странно радовал в то же время своим ходом мысли, ее скачками, ее щенячьей логикой, где все найдешь — и выстраданную зрелость, и детскую наивность.
— Почему Митя не женится? — повторил Егор Петрович, убедившись в том, что Чап надолго замолчал. — Вот, Чап… Картину нарисовал верную, а вывод нелепый. А если через год или пять лет окажется, что любовь не любовь, а только казалась любовью, окажется, что люди не проверили силу чувства испытаниями, а уже растут дети? Вы видели несчастные семьи? — И, смутившись, он перебил себя: — Вы сами-то влюблялись когда-нибудь, Чап?
— У меня к этому, знаете, рассудочное отношение.
— Ну, раз вы такой рассудочный, то давайте и разберемся во всем без всякого тумана. «Им привили… чумятся…» Вы понимаете, что произошло между Митей и Олей?
Этот вопрос, как ни странно, застал Чапа врасплох. Он и в самом деле никогда толком не задумывался над тем, что происходит у Мити с Олей, отталкивал от себя неуместные размышления. Встревоженный бегством Оли, он следом за ней отправился на квартиру Бородиных. Оля уже спала. Марья Сергеевна, которая больше года не видела его у себя, вышла на лестничную площадку и не скрыла, что Оле, как говорится, что-то помстилось, она ворвалась в квартиру, а когда поняла свою ошибку, сразу легла спать.
Чап догадался, почему Марья Сергеевна не договаривает, вглядывается в него, как бы оценивая его деликатность. Да, конечно же, Оле почудилось, что приехал Митя! Чап сбежал по лестнице. Он был поражен всем этим. Ведь Оля так спокойно работала, ни разу не заговорила о Мите. И если бы не это бегство, в голову бы ему не пришло. Значит, все в глубине? Значит, ни на минуту не забывала?