В искусстве нельзя делать попыток. Не пытайся браниться, если не сердит, не пытайся плакать, если душа суха, не ликуй, если не переполнен радостью. Можно попытаться испечь хлеб, но нельзя сделать попытку творить. Родить тоже не пытаются. Где есть беременности там роды наступают сами собой в положенный срок.
Сыр
Франс Лаарманс, клерк в «Дженерал Марин энд Шипбилдинг компани», потом коммерсант, потом снова клерк.
Мать Лаарманса (дряхлая и умирающая).
Доктор Лаарманс, брат Франса.
Господин Ван Схоонбеке, друг доктора и виновник случившегося.
Хорнстра, торговец сыром в Амстердаме.
Фине, жена Франса Лаарманса.
Ян и Ида, их дети.
Госпожа Пеетерс, соседка, страдающая печенью.
Анна ван дер Так, Тейл, Эрфурт, Бартеротте, клерки в «Дженерал Марин».
Боорман, консультант по коммерческим вопросам.
Старый Пит, машинист в «Дженерал Марин».
Молодой Ван дер Зейпен, желающий стать компаньоном.
Друзья Ван Схоонбеке.
Сыр. Сырная мечта. Сырный фильм. Сырная операция. Сырная кампания. Сырные рудники. Сырный мир. Сырный день. Сырный корабль. Сырная торговля. Сырное дело. Сырный роман. Сырные потребители. Сырный деятель. Сырная головка. Сырный вождь. Сырный трест. Сырный дракон. Сырная напасть. Сырное отречение. Сырное наваждение. Сырная стена. Сырная проблема. Сырный груз. Сырный замок. Сырная рана.
ГАФПА (торговая фирма).
Подпал пакгауза «Блаувхуден».
Контора Лаарманса, с телефоном, письменным столом и пишущей машинкой.
Игра в триктрак.
Саквояж (плетеный).
Крупный сырный магазин.
Кладбище.
Наконец-то я пишу тебе снова, так как ожидаются большие события, в которых играет роль некий господин Ван Схоонбеке.
Ты, наверное, уже знаешь о смерти моей матери.
Неприятная история, разумеется не только для нее, но и для моих сестер, которые сами чуть не свалились, ухаживая за ней.
Она была стара, очень стара. Не знаю точно, сколько ей было. Она ничем не болела, просто была очень дряхлая.
Старшая сестра, у которой она жила, относилась к ней хорошо: размачивала хлеб, следила за ее желудком и поручала ей ради занятия чистить картошку. Она чистила, чистила на целую армию. Мы все носили картошку к сестре, мадам с верхнего этажа и еще некоторые соседи тоже, потому что, когда ей однажды хотели дать для повторной чистки ведро уже очищенного картофеля (из-за отсутствия запаса), она заметила это и серьезно сказала: «Он уже почищен».
А когда она больше не могла чистить картофель, так как руки и глаза отказались служить ей, сестра давала ей щипать вату из матраца, свалявшуюся в комочки. От этого было много пыли, и мама покрывалась ею с ног до головы.
И так изо дня в день, и ночью, как днем: дремать-щипать, дремать-щипать. И лишь изредка улыбка, бог весть кому.
Об отце, умершем пять лет назад, она не вспоминала. Он для нее теперь не существовал, хотя у них и было девять детей.
Когда я навещал ее, то заводил иногда разговор о нем, чтобы немножечко расшевелить ее.
Я спрашивал, неужели они действительно забыла Криста — так его звали.
Она прилагала все усилия, чтобы понять мои слова. Казалось, она признавала необходимость что-то осознать, наклонялась в кресле и смотрела на меня с напряжением в лице и набухшими венами на висках: догорающая лампа, грозящая вот-вот погаснуть.
Искра быстро гасла, и тут она дарила свою улыбку, от которой кровь стыла в жилах. Если я продолжал допытываться, она пугалась.
Нет, прошлого для нее больше не существовало. Ни Криста, ни детей. Осталось лишь щипать вату.
Только одна мысль жила как призрак в ее голове — мысль о том, что последняя небольшая закладная на один из ее домов все еще не оплачена. Возможно, она еще надеялась когда-нибудь наскрести нужную сумму.
Моя добрая сестра в ее присутствии говорила о ней в третьем лице:
— Она хорошо поела. Сегодня она очень капризничала.