Госпожа Жандрон приоткрыла дверь своей комнаты и слышала, как сначала ушла хозяйка, а потом и хозяин. Постояльцев ей нечего было бояться, старуха знала, что все они ушли либо на работу, либо на прогулку. Но служанки были опасны, так как могли войти в залу, чтоб присмотреть за камином или пошарить в ящиках. Супруги Брюло тоже могли вернуться в любой момент, и тогда случай был бы упущен. Словом, действовать надо было быстро и решительно.
Старуха тихонечко спустилась по лестнице, вошла в залу и плотно закрыла за собой дверь. Да, вот он, на диване. Зверек сосредоточенно выискивал что-то обоими лапами в шерсти своего хвоста. Услышав скрип двери, он поднял глаза на госпожу Жандрон, и их взгляды встретились. Как по приказу, Чико прекратил свое занятие и замер, не выпуская хвоста из лап. И старуха тоже мгновение постояла, словно у нее еще был вагон времени. Но тут она вспомнила Брюло и четыре апельсина и решительно направилась к обезьянке. Та, казалось, почувствовала, что над ее головой нависла угроза: она громко пискнула, спрыгнула на пол и забилась под диван, насколько хватило цепочки. Госпожа Жандрон торопливо обошла стол, нагнулась, отвязала цепочку и потянула к себе. Чико как сумасшедший выскочил из-под дивана. Убедившись в справедливости своих опасений, он перестал пищать, а прыгнул на руку, сжимавшую цепочку, и мгновенно прокусил своими миниатюрными зубками ее большой палец, оставив четыре ранки. Он хотел укусить еще раз, но госпожа Жандрон схватила его другой рукой. Ее огромные скрюченные пальцы сдавили ему горло и прижали лапы к туловищу. Чико зажмурился, засучил задними лапами, которые были еще свободны, стараясь вырваться. Но его песенка была спета. Размахнувшись, старуха бросила его в огонь. «Мордашечка», «мамина радость» отчаянно визгнула, один-единственный раз, и простерла лапы над головой — на старых картинах так делают грешники в аду, взывая к господу. Потом зверек прыгнул, оттолкнувшись задними лапами от раскаленных углей, но пламя лишило его возможности ориентироваться, а боль притупила инстинкт самосохранения. Он ударился о стенку и снова упал на угли, где и остался лежать. В парадной зале запахло паленой шерстью.
Через полчаса в залу вошла госпожа Брюло и, вынимая булавки из шляпы, ласково позвала: «Уистити! Где ты? Хочешь сладенького?» Она нарочно не смотрела в его сторону, чтобы немного подразнить его. Положив шляпу на стол и не слыша ответа Чико, она посмотрела на диван, затем оглядела залу и пошла на кухню.
— Чико с хозяином?
Луиза подумала, взглянула на Алину, и обе отрицательно покачали головой.
— Конечно, нет, — сказала хозяйка. — Ведь сегодня холодно. Но где же он тогда?
— Он должен быть в парадной зале, — заявила Алина, которая вдруг вспомнила, что полчаса назад слышала писк обезьянки. Это был предсмертный вопль Чико, но Алина думала, что он визжит от удовольствия, как с ним часто бывало.
Госпожа Брюло снова вернулась в залу и стала звать Чико, награждая его самыми нежными именами и обещая дать сахару, если он покажется.
У камина ей бросилась в глаза цепочка, торчавшая из огня.
Мгновение госпожа Брюло стояла со странным ощущением пустоты в желудке и дрожью в ногах. Потом она выдернула из огня цепочку, обжегшую ей руку. Второй конец ее был раскален добела, а останки Чико смешались с золой.