— Бери! — сказал он, сунув ему в руку большую монету, — это тебе. Так для чего же занавески, мой друг?
И тут человека прорвало.
— Он вас, конечно, обвел вокруг пальца, сударь. Забальзамировал, не так ли? Я слышал, как они веселились по этому поводу. Держите теперь ухо востро, потому что за разгрузку надо платить отдельно. Если вы только дадите ему волю, сразу же получите еще один счетик, который хозяин уже успел заготовить, а этот задрыга держит в своем кармане.
Он, несомненно, еще долго продолжал бы в том же духе, но Боорман опять спросил его, дли чего, собственно говоря, предназначены занавески.
Я не знаю, что навело его на этот вопрос, и не уверен в том, что он сам это знал. Но впоследствии я сотни раз бывал свидетелем тому, как он, словно повинуясь какому-то инстинкту, безошибочно нащупывал слабое место своего клиента или противника.
— Для чего занавески, сударь? А чтобы не были видны окна. Вот, глядите, — сказал шофер.
С этими словами он отстегнул одну из украшенных серебряными слезами занавесок и приподнял ее — мы увидели матовое стекло, в середине которого был намалеван красный крест.
— Вы, конечно, недоумеваете, зачем в катафалке окна, сударь? — продолжал шофер, снова пристегивая занавеску. — Если только вы не впутаете меня в это дело…
— Вы можете положиться на меня как на каменную скалу, дорогой друг, — сказал мой патрон.
— Знаем мы эти скалы, — проворчал шофер.
Боорман без лишних слов всучил ему еще одну пятифранковую монету.
— Глядите-ка сюда, да повнимательней! — сказал шофер и протянул Боорману листок бумаги.
Это был проспект, украшенный двумя фотографиями автомобилей. Под одним из снимков стояла подпись:
«Моторизованный катафалк „Кортхалс XIV“ выезжает из Гента, чтобы перевезти в Париж останки графини Икс». А под другим: «Моторизованная санитарная карета „Кортхалс XV“ покидает Гент, чтобы доставить в Баден-Баден графиню Игрек».
— Что вы на это скажете, сударь? Неужели вы и теперь еще не поняли, что к чему?
И поскольку мы с Боорманом все еще ломали себе голову над этой загадкой, шофер сам подсказал нам отпет:
— Да ну же, пошевеливайте мозгами! Машина, которая стоит перед вами, это?..
— «Кортхалс Четырнадцатый», разумеется, — сказал я.
— Вот именно, — подтвердил шофер.
Еще раз вонзив зубы в свой бутерброд, он затем резким движением вторично открыл окно с красным крестом на стекле.
— А теперь, сударь?
Мы молчали.
— А теперь это «Кортхалс Пятнадцатый». Гип-гип ура! — издевательски завопил шофер и опорожнил второй стакан вина.
— Чертовски удачная выдумка! Ваш патрон — молодчина! — сказал Боорман, с восхищением, разглядывая проспект.
Затем он, несомненно, сообразил, что шофер по праву рассчитывает на бурное негодование.
— Скандальная история, друг мой, неслыханный обман! Морду надо набить вашему Кортхалсу! — патетически провозгласил он.
— Смотрите только не впутайте меня в это дело…
Боорман снова упомянул все ту же каменную скалу и начал было опять шарить в своем кармане.
— Да что вы, не надо! — отмахнулся шофер, у которого не хватило решимости взять деньги в третий раз. — Когда хозяину удается заполучить для перевозки труп, то занавески прикрывают окна с красным крестом, сзади присобачивают распятие, и вот вам «Четырнадцатый»! А если надо перевозить больного, то я немного поколдую, распятие и занавески укладываю вот в этот ящик, в карете вывешивается гамак, и «Пятнадцатый» отправляется в путь, словно «Четырнадцатого» и в помине не было. Так-то вот, господин хор-роший!
В слове «хороший» звук «р» раскатился барабанной дробью — в нем выразилась вся ненависть, которую этот человек накопил за долгие годы службы у Кортхалса. Шофер вытер капли вина с усов и еще раз оглядел свою машину.
— Я работаю у него уже шестнадцать лет, сударь, и должен сказать, что он мне полностью доверяет. Утром везу труп, а после обеда, глядишь, больного или там старикашку, который уже сам ходить не может. А коли такого товара на рынке нет, тогда берем пианино или еще что-нибудь в этом роде. У меня четверо детей… Да ладно, это уже вроде к делу не относится, — продолжал он уныло бубнить.
И тут вдруг в его взгляде вспыхнула радостная надежда.
— Ох и скандальчик бы разыгрался, если бы кто-нибудь это пронюхал!
Тем временем мой патрон продолжал упорно разглядывать проспект, словно разгадывая ребус, и наконец сказал, что на одном снимке у автомобиля номерной знак 11.714, тогда как на другом — 11.715.