О, мне очень, очень обидно за тебя!
— Я отказываюсь от места! — сказала Лива. — Я не могу больше здесь работать.
Опперман встал и заломил руки.
— О, нет, Лива! Не торопиться! Нет, нет, подумать до послезавтра… Ты видеть все будет о’кей! Добрая Лива не уходить. Приходить послезавтра, когда все обдумать!
Выйдя от Оппермана и направляясь домой под дождем, Лива почувствовала облегчение. Она вспомнила слова фру Опперман: «Он ужасен, но, может быть, он не злой человек, а, скорее, избалованный ребенок». В сущности, она права, Опперман может быть таким добрым и ласковым, может искренне стараться помочь.
Черт его разберет. Да и ее тоже. Хотя ее понять легче. Разве можно быть иной, если лежишь вот так, беспомощная, ни на что не способная и у тебя такой странный, такой непонятный муж! Лива решила навестить бедную женщину после похорон и добиться, чтобы она перестала ее подозревать. Это облегчит жизнь и фру Опперман, и самой Ливе. И она останется на работе у Оппермана. Нужно держаться за хорошее место, особенно теперь, когда Ивара больше нет.
4
День похорон выдался солнечный, с легким морозцем. Сам Опперман и его люди с раннего утра занялись украшением церкви. Алтарь и кафедру затянули черным, на стенах и дверях прикрепили черные банты и ленты, на хорах установили флаги, кадки с пальмами и другими растениями, а вокруг алтаря развесили гирлянды вечнозеленых веток и осенних пожелтевших листьев. Средств не жалели. Церковь напоминала пышный сад.
Все добрые души города помогали Опперману, в первую очередь дети и подростки из Союза христианской молодежи, умело руководимого Сигрун, золовкой Ливы. Гроб, стоявший на катафалке у алтаря, скрывала масса цветов и венков, а вдоль прохода стояли в ряд еще венки.
В церковь набилось полно людей, в трауре и в военных мундирах. Даже на паперти негде было яблоку упасть. Орган звучал иначе, чем обычно, на нем играл молодой англичанин, зять консула Тарновиуса, и под его руками он издавал целую бурю звуков. А директор школы Верландсен набрал хор из школьников и бывших учеников и разучил с ними псалом. Здесь же был и мужской хор военного гарнизона. Он не принимал участия в пении школьников, но был готов к самостоятельному выступлению.
Редактор Скэллинг с женой заполучили хорошее место наверху, на хорах, откуда можно было обозревать все происходящее.
— Боже, какое великолепие! — шептала фру Скэллинг. — Пожалуй, даже слишком великолепно, как ты думаешь, Никодемус?
Редактор не ответил. Он вспомнил, как лет двадцать тому назад хоронили старого консула Тарновиуса. Похороны были довольно пышные, но не шли ни в какое сравнение с этими. А ведь старый консул был человек важный, глава фирмы со множеством торговых филиалов, имел целый флот катеров и давал работу целой армии мужчин, женщин и детей, почти что все население фьорда кормилось за счет его предприятий.
Редактор вспомнил и похороны своего отца… вполне приличные, очень приличные, но всего несколько человек шли в траурной процессии, никакой помпы, ни цветов, ни пения хора. Зато тихая печаль любящих сердец. А эти похороны — парадное представление, организованное Опперманом, это просто смешно, очень смешно. Редактор подумал, как в свое время устроят его похороны или похороны его жены.
Он взял руку жены, и она прильнула к нему, исполненная торжественности минуты.
— Посмотри, даже модели кораблей под куполом окутаны траурным флером! — прошептала она.
— Это своего рода символ. Это как бы в честь всех погибших судов.
Редактора растрогали его собственные слова, он даже на секунду задержал дыхание. Не забыть бы в статье о похоронах написать об этом.
— Здесь Саломон Ольсен с женой и сыном, — шептала фру Скэллинг, — и Шиббю, и Тарновиусы, и доктор Тённесен с сыном, и аптекарь, и директор банка Виллефранс, и почтмейстер, и оптовик Свейнссон с супругой… Боже, как она намазалась, Никодемус! И все офицеры. Капитан Гилгуд в парадной форме!
— Конечно, — ответил редактор, — конечно. Это же не обычные похороны, а торжественные, Майя. Это похороны неизвестного солдата.
Редактор снова растрогался от своих собственных слов и проглотил комок в горле. Эту мысль о неизвестном солдате он тоже использует в статье. С этих позиций, собственно, и следует рассматривать похороны. Их торжественность относится не к отдельному лицу. Это отдельное лицо играет второстепенную роль.
— Как по-твоему, что скажут хуторяне из Кванхуса обо всех этих почестях? — шепнула фру Скэллинг.