— Может, в Анкаре у тебя есть знакомые?
— В Анкаре есть Теджир Али, мой односельчанин. Он уже лет восемь или десять как живет в столице. И еще в гараже работает Идрис-чавуш из деревни Гермедже, что расположена в вилайете Чанкыры. Он в цехе смазки работает. Больше никого не знаю.
— Хорошо, Сейит Бюкюльмез, а какое жалованье хотел бы ты получать?
— Вам видней. У меня четверо детей, жена, отец-старик. Всего нас семеро. Нам здесь придется жилье снимать. Не знаю, сколько вы мне положите, но на жизнь должно хватать.
— А какую работу можешь делать?
— Я уж говорил Харпыру-бею: какое дело ни поручите, за любое возьмусь. Могу обслугой работать: отнести, принести, убрать, подать, купить, сбегать куда. Могу быть и садовником. С этим делом я, пожалуй, лучше всего справлюсь. Когда в армии служил, довелось нести охранную службу при складах, потому мог бы и кладовщиком работать. Хорошо печи растапливаю, дымоходы чищу…
— Ладно, учтем… Однако имей в виду, проверка личности будет очень серьезной. Займутся этим делом американская и турецкая полиция. Если результаты окажутся положительными, мы тебя примем на работу. А пока возвращайся домой и жди ответа.
После этого мы с Харпыром-беем спустились вниз, и он угостил меня кофе. Я так и не повидал кабинет, в котором он сидит.
К Теджиру я решил не заходить. Здесь, в Анкаре, полно автобусов, минибусов. Коли водятся денежки — никаких тебе проблем с транспортом, так что я довольно быстро добрался до Кырыклы, но, к сожалению, незадолго до моего приезда джип Карами ушел обратно к нам в деревню. Ничего не поделаешь, придется заночевать в Кырыклы. Но и назавтра меня поджидала неудача — Карами в тот день вовсе не приехал, напрасно я его высматривал до полудня. После обеда я отправился в Сулакчу — оттуда уж как-нибудь доберусь до дому.
Когда в Сулакче я выходил из машины, то представляете, кого первым увидел? Отца с Яшаром! Не знаю, заметили они меня или нет. А может, и заметили, но виду не подали. Они шли мимо сельскохозяйственного банка вниз по улице. Я не стал подходить к ним — не хватало еще здесь, при посторонних, затеять скандал. Мы разминулись, будто чужие, будто никогда друг друга в глаза не видывали. Ну и пусть. Тем лучше.
16. У каймакама-бея
Рассказывает Яшар.
Листва на чинаре, мимо которой мы шли, пожелтела, ее ветки были залиты солнцем, и множество птиц сидело на этих ветках. Медленно кружась в воздухе, опадали на землю листочки.
Дед крепко держал меня за руку, будто боялся, что я куда-нибудь подеваюсь. Так он и шел — одной рукой опирался на свою палку, другой держал меня. Наконец мы пришли к зданию, которое называлось «правительственный дом».
— Скажи-ка, любезный, — обратился дед к одаджи, — здесь ли принимает каймакам?
— Здесь, — не очень-то любезно отозвался тот. — Зачем он вам?
Пришлось объяснить:
— Нам надобно поговорить с ним насчет куропатки. — И мы рассказали ему нашу историю.
— Ну и дела! — удивился одаджи. — Сколько лет работаю здесь, чего только не повидал, а такое — впервые. Ну, дай вам бог удачи.
Он открыл дверь и подтолкнул нас вперед. Так оказались мы в комнате, где за большим столом сидел еще не старый человечек с обвислыми усами. Волосы у него были гладко прилизаны, и одет он был в рубашку с жестким воротником и галстук цвета перезрелого инжира. Перед ним на столе громоздились кучи бумаг, в руке зажат карандаш. Нахмурив брови, он что-то читал, при этом ничего и никого вокруг себя не замечал, будто сидел на дне глубокого колодца. Прошло довольно много времени, пока он наконец поднял глаза на нас.
— Пожалуйста, я слушаю, — сказал он. — Вы по какому вопросу? — И при этом смерил нас с дедом изучающим взглядом.
Дед сглотнул слюну, прокашлялся и мягко так, вкрадчиво начал:
— Мой бей! Эфендим! — Деду опять пришлось прочистить горло. — Мой бей! Красивый мой эфенди!
— Не волнуйся, отец. Говори свободно обо всем, что тебя тревожит. Я слушаю.
— Да послужат наши головы, наши сердца жертвой за тебя, — начал дед.
— Спасибо, отец, рассказывай, что тебя привело сюда. Чем смогу — помогу.
— Этот мальчик, которого ты видишь перед собой, он же тише воды, послушный ребенок…
— Хороший мальчик. Ты хочешь определить его на учебу?
— Какая там учеба! Не до того нам сейчас. Зовут его Яшар…
— Пусть жизнь его будет долгой… Рассказывай побыстрей, отец.
С трудом подбирая слова, дед поведал о случившемся:
— У этого мальчика была куропатка. Он сам ее поймал, сам вырастил, приручил. Даже если эту куропатку отпускали из клетки, она сама возвращалась домой, потому что очень любила мальчика. Отец Яшара, Сейит, вздумал получить работу у американов. Об этом знает и твой секретарь, он часто приезжает на охоту к нам в деревню Дёкюльджек. У нас кабанов много, и куропатки водятся. Так вот, одному американу-охотнику приглянулась Яшарова куропатка. Этот охотник работает в Анкаре в Туслоге. Зовут его Харпыр. Он пообещал моему неразумному сыну Сейиту, что устроит его на работу, а взамен попросил куропатку. Сейит и отдал ему. А сейчас мой внучек Яшар плачет денно и нощно, глаза у него не просыхают, об одном только и твердит: «Верните мою куропатку». Не далее как вчера приезжал этот гявур Харпыр в нашу деревню. Мы сказали ему: «Верни нашу куропатку. Две недели охотился ты с ней, пора и честь знать. Верни обратно». А он и слышать не хочет. «Нет, — говорит, — не отдам». Сел в свой автомобиль и укатил обратно в Анкару. А внучек совсем покой потерял. Мы по-хорошему просили Сейита забрать у американа птицу, но и он слушать нас не желает. Что нам сейчас делать? Какой выход найти из такого положения? Вот почему пришли мы к вашему превосходительству — как к человеку правительственному. Помоги нам — позвони куда следует, телеграмму пошли. Пускай вернут ребенку куропатку. Вот какое дело у нас…