И, окончательно запутавшись в круговороте шальных этих мыслей, недовольный обедом и еще больше самим собой, я поспешил домой, мечтая затвориться в своей комнате и уснуть, а проснуться освеженным и повеселевшим. Однако в холле меня поджидала хозяйка. На ее горевшем воодушевлением лице читалась решимость испортить мне заслуженный послеобеденный отдых. А я в том состоянии смятения всех моих мыслей и чувств был бессилен оказать сопротивление. Поэтому я втянул голову в плечи и попытался проскользнуть мимо нее в свою комнату. Куда там! Хозяйка, подбоченясь, стояла в дверях холла, и на губах ее читалось только одно — кит!
Видимо, она решила во что бы то ни стало вдолбить это слово в мою голову — пусть даже я съеду с квартиры и заселю ее семейством из семи человек. Так, бывает, долгие годы жена и пикнуть не смеет в присутствии мужа — и вдруг ее словно прорвет, и она выложит ему в глаза все, что накипело, а там — будь что будет.
— Ну, что вы теперь скажете?
— Добрый день! — примирительно ответил я.
— Так как же все-таки — выловили его или нет? — напирала она, приберегая само это словечко «кит» на потом, для критического момента, и мне было ясно, на этот раз она не остановится на полпути. — Надеюсь, больше вы не станете спорить? Что вы, интересно, скажете теперь?
— Прежде всего: «Как поживаете?», а затем: «Надеюсь, у вас все в порядке?» и, наконец: «А я что-то устал сегодня!» — но напрасно пытался я от нее отделаться — она не отступала.
— Так как же, по-вашему, господин Раде, лгут газеты или нет? Права была я или нет? Существует он или нет?
— Кто? — не нашел ничего более удачного спросить я, рассчитывая выиграть время и избежать прямого ответа, но сейчас же повял свой промах, ибо дал ей возможность выпалить мне в лицо это слово — кит!
Она медлила.
— Кто?! — сдерживаясь, воскликнула она. — Об этом вас надо спросить! Кого ночью привозят в Белград, хотя он и не пойман и вообще не существует? — Она набрала воздуха в легкие, словно кит, вынырнувший из морских глубин. Воцарилось минутное молчание; слышно было, как подо мной скрипнула половица. Я понял — вот сейчас она размахнется и хватит наотмашь — и не ошибся. Она не заставила долго ждать.
— Вы желаете знать кто? — переспросила она, надвигаясь на меня всей своей тушей. — Не кто иной, многоуважаемый господин Раде, как кит, кит, кит! Огромный кит, по имени Большой Мак!
Что мне оставалось делать? Отказаться от квартиры во исполнение своей угрозы? Но это невозможно в нынешнем моем состоянии подавленности и смятения духа. И кроме того, он все равно уже почти в Белграде. Хозяйка и сама прекрасно понимала, что на этот шаг я не отважусь. Она ощущала свое явное превосходство надо мной с тех пор, как кит так рискованно близко подобрался сюда. Однако было немыслимо с видом побитого пса безответно забраться в свою конуру. Надо было спасать свой престиж, если уж проиграна игра, и я сказал как ни в чем не бывало:
— Подумаешь, важность — какую-то дохлятину приволокли в Белград. Я устал, пойду посплю.
— А, увиливаете! — вцепилась хозяйка в меня. — Теперь хотите отмахнуться, а раньше грозились съехать с квартиры за одно только упоминание о нем. Газеты подозревали в обмане, а когда нам удалось его заполучить, когда мы, верившие в него с самого начала, доказали, что он существует, вы решили отделаться пустыми словечками. «Подумаешь, важность!» В то время как я отстаивала его, вы над ним издевались, а теперь думаете, вам все с рук сойдет! Нет, подождите, вам не удастся отвертеться! — говорила хозяйка, пытаясь задержать меня, но, вырвавшись от нее каким-то чудом и оказавшись на пороге своей комнаты, я снова обрел уверенность в себе и дал выход кипевшему во мне возмущению:
— А вы-то тут при чем? Вы-то что с ним так носитесь? Как будто он ваш. Не вы же его, надо думать, родили, хотя он на вас и похож.
Она рассвирепела. Заверещала. Я быстро захлопнул дверь, повернул ключ и в совершенном изнеможении рухнул на тахту. Меня била дрожь. Я сжался и стиснул зубы, чтобы не завыть. Вот до чего дело дошло! Но по всей логике событий этим и должно было кончиться. Хозяйка между тем ринулась к телефону обзванивать своих знакомых и приятелей. Она кричала в трубку с таким расчетом, чтобы мне за дверью было слышно все от слова до слова, а речь шла, разумеется, о ките. Потрясающем, единственном в своем роде ките, которого вскоре им предстоит лицезреть — кто знает, может быть, первый и последний раз в жизни.