Лубрани, опустив голову, с минуту помолчал. Потом убежденно сказал:
— У нас с тобой много общего, моя дорогая. Женщина всегда старше своих лет. Мы-то с тобой стреляные воробьи, знаем, как все идет. И к чему приводит. И цену этому знаем. Нас ничем не удивишь.
Я смотрел на него и думал, что же это такое — женщины? Даже лучшие из них. Даже Линда. Если для них все мужчины одинаковы, то почему бы им не выбрать одного-единственного и не ходить потом за ним неотступно, как собака за хозяином? Но нет, они хотят всегда иметь выбор. И выбирают, окружив себя множеством мужчин, играя то с тем, то с другим, из каждого стараясь извлечь выгоду. Радости это не приносит никому, и в конце концов сама женщина остается без настоящего друга.
— Линда, — сказал я, — давайте представим себе, где мы будем в это же самое время в будущем году. И будем ли мы счастливы? С кем и как проведем вечер? Идет?
— Да-да! — воскликнула Линда. — А кто начнет?
— Или, если хотите, давайте вспомним, где мы были в прошлом году. Двадцатого вечером. Как мы провели тот вечер и с кем. Ток, пожалуй, легче будет.
— Разве теперь вспомнишь? — пробормотал Лубрани.
— Ага! — крикнула Линда. — Хорошо же ты провел вечер, если он у тебя из головы вылетел. Выходит, никакого удовольствия ты не получил.
— Откуда ты знаешь, может, ему тогда не до удовольствий было? — сказал я Линде. — Может, он ждал кого-нибудь. Или ехал в поезде и произошло крушение, или носу из дому высунуть не мог из-за плохой погоды.
Лубрани только молча улыбнулся. Потом посмотрел на нас своими маленькими глазками.
— Значит, двадцатого вечером? — с преувеличенной серьезностью сказал он. Порылся в карманах и вытащил записную книжку.
— Как интересно! — воскликнула Линда.
Лубрани стал небрежно перелистывать записную книжку.
— Двадцатого, двадцатого, — повторял он. — Досада какая, не могу найти. Ведь целый год прошел.
— Дай я посмотрю, — сказала Линда.
Но Лубрани успел отвести ее руку.
— Покажи сейчас же! — закричала Линда. Они опрокинули рюмку. — Ты за это поплатишься, — сказала Линда.
— Тут одни деловые записи.
— Тогда изволь рассказывай про этот год.
Лубрани, шутливо отмахиваясь от Линды, снова начал листать свою книжку. Он полушутя-полусерьезно бормотал какие-то имена, названия.
— Бухгалтер… дирижер… провел ночь… Звонил… врач, дирижер… Флоренция… подходящая толстуха… Кьянчано… провел ночь.
— Покажи-ка, что ты вчера вечером записал.
Но Лубрани не дал ей посмотреть и спрятал книжку.
— Расскажи лучше ты, Линда, что ты делала двадцатого вечером. Ну, мы слушаем…
Линда скорчила недовольную гримаску и проворчала, что у нее нет записной книжки.
— У меня ничего не осталось в памяти от этого года. Время растратила впустую. Ничего уже не могу вспомнить.
— Пусть будет не двадцатое. Расскажи, что было в прошлом году в декабре, что ты тогда делала? — сказал я.
— Работала, — сказала Линда.
— День и ночь? — спросил Лубрани.
— Разве вспомнишь сейчас? Запоминаешь только то, что делается по привычке изо дня в день. Все остальное забывается. Все, что ты говорил, во что верил, больше не существует. Помню только одно утро, на улице был такой густой туман, что казалось, мир навсегда исчез за белой ватной пеленой. Даже шагов не было слышно… Лишь это утро мне и запомнилось.
— С кем же ты гуляла по улицам той ночью?
— Э, давайте бросим эти глупости, — сказал Лубрани, — а то плетем всякие небылицы.
О моих воспоминаниях они не спросили. Не знаю даже, обрадовало меня это или нет. Линда наклонилась над столом и сказала:
— Давайте лучше попробуем угадать другое. Что мы будем делать в этот день в будущем году?
Безумная танцовщица давно утихомирилась. Две-три пары еще танцевали. Было уже часа три утра, и зал опустел. Половина оркестрантов дремала.
— Впрочем, нет, — неожиданно сказала Линда, — давайте вспоминать, что мы делали сегодня вечером.
— Пей лучше, пей, — заметил Лубрани.
— Хочешь, чтобы я запомнила это вино? — жалобным голосом сказала Линда.
На следующий день, когда мы вдвоем шли с ней по улице, я спросил:
— Ты и вправду забыла все, что было в прошлом году?
— А ты все еще думаешь об этом? — сказала Линда.
Возвращаясь домой, я решил, что лучше уж одиночество, чем постоянное ожидание, что Линда скоро забудет и думать обо мне. Мысли эти доставляли мне горькую радость. Может, если внезапно оборвать наши встречи, это заденет ее за живое и тогда она уже не сможет меня забыть.
— Я вот помню каждую минуту с того дня, как увидел тебя, — сказал я.