«Дорогая мама, я думала, он богатый. Кто же мог знать? Мне казалось, он богатый-пребогатый, и я его ужасно любила. Что я только наделала, дорогая мамочка».
Линда рассмеялась.
— Вот старая дура.
Я сказал ей, что знал эту Минние, и вот какой ее постиг конец. Линда тряхнула головой и снова посмотрела на старуху. Я рассказал Линде о женщинах, которых встречал ночью на корсо Ингильтерра.
— Какие вы, мужчины, негодяи, — сказала она, — покупаете на улице женщину, как покупают каштаны. Где вы с ними забавляетесь?
— Я никого не покупаю, — ответил я.
— Но вы радуетесь, что можно найти этих, уличных. Они вам, может, и не нужны, пока у вас есть подруга. Но завтра вы и от них не откажетесь, — говорила Линда обиженным голосом, и непонятно было, шутит она или сердится. — Однажды я своими глазами видела. Как это они говорят? «Угости сигареткой».
Я встречал этих женщин каждый раз, когда возвращался ночью от Линды. Но теперь, проходя мимо, я уже не думал об этом так равнодушно, как в прошлые годы: «И так живут люди». Теперь мне было их нестерпимо жаль. Падал снег, а они брели по улицам, пряча лицо, и виден был лишь огонек зажженной сигареты.
— Только дуры могут пойти на такое, — сказала Линда.
— Почем знать? Может, их нужда заставляет?
— «Угости сигареткой», — смеясь, повторила Линда. — Говорю тебе, только дуры.
Я вспомнил о той женщине, которую мы с Мило как-то повстречали на шоссе. Мы возвращались с грузом из Пьянеццы в Турин. Она попросила подвезти ее; влезая в кабину, она высоко задрала юбку.
— Теперь веди ты, — сказал мне Мило.
И я вел машину до самого Турина. Те двое словно хотели замучить, обессилить друг друга.
— Так я из кабины вылечу, — сказала она ему.
Одета она была очень скромно и даже не накрашена. С виду обыкновенная женщина, скорее всего семейная, лет так тридцати пяти — сорока. Вот только щеки у нее были очень впалые да глаза изголодавшегося человека. Потом она сказала Мило:
— Твой друг, видно, не такой, как ты.
Я молча вел машину и думал: «А ведь и ты, верно, была чьей-то любимой, чьей-то Линдой».
Под Новый год Линда сказала мне, что ей предстоит дальняя дорога. Сказала улыбаясь, точно ей выпали такие карты. В тот вечер мы просто чудом удрали от Лубрани. Мы поужинали с ней в «Маскерино», а Новый год встретили вдвоем у нее в комнате. Я был уже немного под хмельком, и мне захотелось потанцевать.
— Понимаешь — путешествие. Путешествовать поеду, — говорила она.
Она еще точно не знает, но, во всяком случае, поедет на недельку, не больше.
— Деловая поездка, — смеясь, сказала она. — Будь паинькой, я скоро вернусь.
Но в ту ночь мы забыли о путешествии, обо всем на свете.
На следующий день мы встретили в «Маскерино» Карлетто, только что приехавшего из Генуи.
Он разговаривал с барменом и не заметил меня. Я очень удивился: голос и манеры как будто его, а вот горб почти исчез. Он был в шляпе и казался маленьким. Он громко рассказывал бармену, что ему снятся кошки, и при этом изгибался по-кошачьи. Бармен хохотал.
Вошла Линда и не заметила Карлетто.
— Знаешь, кто там у стойки? — сказал я ей.
— О-о, Карлетто приехал! — обрадованно воскликнула она, продолжая сидеть, и посмотрела на меня.
— Он уже полчаса рассказывает бармену про кошек, — сказал я. — Ему приснилось, что в Турине полным-полно кошек и, чтобы выбраться из города, нужно превратиться в кошку и незаметно удрать по крышам.
— А тебе не снятся такие сны? — спросила Линда.
— Вчера ночью мне приснилась Лили.
— Хорош, нечего сказать.
— Но это была не Лили. Она была похожа на мою сестру, Карлоттину. Мы шли по улице, она впереди, я сзади. Я все боялся, если она обернется, то увидит меня и убежит. А я знал, если она обернется, я увижу Лили. Мы шли, минуя переулки, и я боялся, что кто-нибудь выскочит нам наперерез. Я все бежал за Лили и знал, что она хочет заманить меня в переулок и схватить сзади за плечи…
Но вот Карлетто заметил нас. Он бросил бармена и подбежал к нам. Линда сказала ему:
— Как я рада!
Они обнялись, потом он поздоровался и со мной.
— Я здесь уже два дня, — сказал Карлетто. — И эта свинья Лубрани уже успел меня надуть. Даже не знаю, когда начну работать.
— А Дорина с тобой? — спросила Линда.