— Устала? — сказал я.
Она пожала плечами. Я не спросил у нее про Додо. Мы вместе вышли из дому. Послышался женский визг и скрипучий смех Пьеретто.
— Веселятся, — сказал я.
Опустившись на ступеньки, Габриэлла потянула меня за руку.
— Посиди со мной минутку, — сказала она заговорщицким тоном.
— Если подойдет Орест, ему это не понравится, — пробормотал я.
— Ты не в духе? — улыбнулась она. — Хочешь выпить?
— Послушай, — сказал я. — Что у тебя было с Орестом?
Она не ответила мне, но и не отпустила мою руку. Я чувствовал ее дыхание и ее аромат. Я прижался щекою к ее щеке и поцеловал ее. Она отодвинулась от меня. Ничего не сказала и отодвинулась. Я не прикоснулся к ее губам. Она не ответила на мой поцелуй. Теперь у меня колотилось сердце, наверняка и она это чувствовала.
— Дурак, — сказала она холодно. — Видел? Вот это у меня и было с Орестом.
Я был унижен и подавлен. Я слушал ее, опустив голову.
— Вы мальчишки, — сказала она, — все, и Орест, и тот, третий. Что вы хотите? Мы с вами друзья, ну и что дальше? На этом все и кончается. К зиме вы вернетесь в Турин. Оресту тоже нужно вернуться. Ты должен ему это сказать. У Ореста есть девушка, пусть он женится на ней. Я тут ни при чем.
Она замолчала. Немного погодя я сказал:
— Ты ревнуешь?
— Ах, перестань. Только этого не хватало.
— Тогда, значит, Поли ревнует…
— Не говори глупостей. Ты должен только сказать Оресту, что я не могу располагать собой. Ты ему это скажешь?
— Что с тобой? Ты плачешь?
— Да, скажи ему, что я плачу, — проговорила она напряженным голосом. — Он должен понять, что Поли болен и что я хочу только одного — чтобы он выздоровел.
— Но Орест говорит, что тебе не было никакого дела до Поли. Вы разошлись. Где ты была, когда Поли лежал в больнице?
Мне стало стыдно, что я это сказал. Габриэлла молчала. У меня опять заколотилось сердце.
— Послушай, — сказала она, — ты мне веришь?
Я подождал.
— Веришь или нет?
Я поднял голову.
— Я люблю Поли, — прошептала Габриэлла. — Тебе кажется это абсурдным?
— A он? Он тебя любит?
Габриэлла поднялась и сказала мне:
— Подумай об этом. Ты должен сказать это Оресту. Когда вы уедете, ты должен все время ему это говорить… Ты милый.
Она ушла под сосны. У меня кружилась голова. Когда я встал, я готов был сбежать из Греппо, мне хотелось шагать и шагать до зари, как я это делал в Турине в те ночи, когда не находил себе места, идти до самого Милана или уж не знаю докуда. Но вместо этого я вошел в гостиную выпить еще.
В это время с лестницы спустился Поли. На нем было два пиджака, оба внакидку, а глаза у него были как зола, как угли в золе. Я ожидал увидеть его пьяным, но не в таком состоянии. Он сказал, чтобы я побыл с ним, сел и покурил с ним. Сказал это тихо, но настойчивым тоном.
Я спросил его из вежливости, давно ли он знает этих своих приятелей. И в эту минуту я заметил, что он вовсе не пьян. А если и пьян, то, во всяком случае, не от вина. У него были такие же глаза, как в ту ночь, когда мы встретили его на холме.
— Поли, — сказал я, — ты себя плохо чувствуешь?
Он посмотрел на меня исподлобья, сжимая руками подлокотники кресла.
— Начинает холодать, — сказал он. — Хоть бы снег выпал. Тогда Орест смог бы кого-нибудь убить…
— Ты имеешь зуб на Ореста?
Он без улыбки покачал головой.
— Мне бы хотелось, чтобы вы всегда были здесь. Тебе не весело в этот вечер? Уж не хочешь ли ты уехать?
— Твои миланские друзья уедут утром.
— Они наводят на меня скуку, — сказал он. — Это взрослые младенцы. — Он содрогнулся, как от позыва на рвоту, и сжал губы. Потом опустил глаза и продолжал: — Трудно поверить, как крепко в нас сидит то, что запало в душу, когда мы были детьми. Мне самому кажется, что я все еще ребенок. Думать и чувствовать по-детски — наша самая давняя привычка…
За окном какой-то идиот загудел в клаксон одной из машин, и от этого хриплого, сдавленного рева Поли вздрогнул.
— Трубы Страшного суда, — сказал он мрачно.
В эту минуту вошел Додо. Увидев нас, он остановился.
— Ну и бестия этот Чилли! — воскликнул он. — Должно быть, он у кого-то из женщин стащил трусики. Он каждому сует их под нос и говорит: «Если отгадаешь, чьи они, женщина твоя». Интересно знать…
Поли смотрел на него погасшим взглядом.
— Ты пьян? — сказал Додо. — Он пьян? — Он снова придал своему лицу саркастическое выражение, потер руки и подошел к столу. — Становится свежо, — объявил он. — Не знаю, что это на женщин напала охота гулять. — Он опрокинул рюмку и прищелкнул языком. — Наверху никого нет? — Поли все так же смотрел на него. — Вы не видели Габриэллы?