— Где ты научилась этим выражениям? — со смехом спрашивали ее братья.
— В публичном доме, — отвечала София с такой невозмутимостью, точно она и в самом деле там жила.
В конце концов, утомившись от бесчисленных проказ, устав катать орехи по скатерти, залитой вином из опрокинутого бокала, расходились по комнатам, прихватив с собой какие-нибудь фрукты, горсть миндаля или стакан вина; за окнами уже светлело, звонили к заутрене, и воздух оглашали выкрики уличных торговцев.
Так оно всегда и случается.
Первый год траура миновал, начался год полутраура, а молодые люди все больше привыкали к своему новому образу жизни, запоем читая книги, которые открывали им глаза на мир, и ничего не хотели менять в своем беспорядочном существовании. Они оставались в четырех стенах, забыв о городе, ни к кому не проявляя интереса; они узнавали о том, что происходит на свете, только случайно, когда в их руки с опозданием на несколько месяцев попадала какая-нибудь иностранная газета или журнал. Зная, что в этом всегда запертом доме живет девица на выданье и два выгодных жениха, некоторые добропорядочные семьи делали попытки сблизиться с ними, наперебой приглашая к себе «бедных сирот», чье одиночество, видимо, вызывало у всех сочувствие и жалость; однако неблагодарные отвечали на такие проявления дружбы вежливым, но холодным отказом. Молодые люди пользовались своим трауром как удобным предлогом, помогавшим им уклоняться от всяких светских знакомств и обязательств, они не желали устанавливать связи с обществом, которое возводило провинциальные предрассудки в непреложные правила поведения: все благовоспитанные люди прогуливались в определенные часы в одних и тех же местах, лакомились сластями в одних и тех же модных кондитерских, проводили рождественские праздники на своих сахароварнях или же во владениях вблизи Артемисы — поместьях, принадлежавших богачам, которые, стремясь затмить друг друга, устанавливали статуи античных богов по краям табачных плантаций… Сезон дождей, из-за которых на улицах опять была непролазная грязь, уже подходил к концу; и вот однажды утром, когда Карлос только-только забылся сном, он вдруг услышал громкий стук дверного молотка у парадного подъезда. Юноша не обратил бы на это особого внимания, но через несколько мгновений сильно застучали в ворота, а затем град ударов обрушился и на все остальные двери дома: чья-то нетерпеливая рука стучала то здесь, то там, снова здесь и снова там, без передышки. Как видно, человек, настойчиво стремившийся попасть в дом, бродил вокруг, ища вход, через который можно было бы проскользнуть внутрь, — впечатление это усиливалось оттого, что удары как будто раздавались даже в тех местах, где не было дверей, и эхо прокатывалось в самых дальних закоулках. Дело происходило в страстную субботу, и по случаю праздника магазин, куда обычно заходили посетители, справлявшиеся о юных затворниках, был заперт. Ремихио и Росаура отправились к пасхальной заутрене или же попросту пошли на рынок за провизией, а потому на стук никто не отзывался.