— А как же те, кто всегда в городе живет? Послушать тебя, так у них совсем рождества никакого не бывает.
— Значит, не заслужили, — отрезал старик. — И то сказать — живут на клочке два на четыре, вплотную к соседнему заднему крыльцу, и едят из консервных банок.
— Ну а вдруг они все бросят город, приедут сюда да захватят землю, вот тогда посмотрим, что отец будет говорить, — сказал Стюарт. — Ты бы, отец, и вовсе тут жить не мог, если б весь народ в городе на привязи не сидел, и тебе это отлично известно.
— Покупать индейку! — с глубоким омерзением повторил мистер Маккалем. — Покупать в лавке! Я еще помню времена, когда я брал ружье, выходил из этой самой двери и через полчаса приносил домой индюка. А еще через час — так и целую оленью тушу. Да что там говорить, вы, братцы, никакого понятия о рождестве не имеете. Вы только и знаете, что витрины в лавке, где выставлены кокосовые орехи, хлопушки этих янки и всякая прочая дребедень.
— Да, сэр, — сказал Рейф, подмигнув Баярду. — Когда генерал Ли сдался, это была величайшая ошибка человечества. Страна до сих пор не может этого пережить.
Старик сердито фыркнул.
— Будь я проклят, если я не вырастил целую ораву самых растреклятых умников на свете! Ничего им не могу сказать, ничему не могу их научить, не могу даже сидеть перед своим же собственным очагом, чтобы вся их банда не толковала мне, как управлять этой распроклятой страной. Вот что, ребята, ступайте-ка вы спать.
На рассвете Джексон, Рейф, Стюарт и Ли отправились на повозке в город. Никто из них не обмолвился ни словом, не выказал ни малейшего любопытства по поводу того, застанут ли они Баярда вечером, когда вернутся домой, или встретятся с ним еще года через три. А Баярд стоял на побелевшем от изморози крыльце, курил сигарету на прохладной яркой заре, смотрел вслед повозке, на которой сидели четыре закутанные фигуры, и думал о том, будет ли это опять года через три или вообще никогда. Собаки вышли на крыльцо и топтались вокруг него, и он опустил руку в кучу холодных, как ледяшки, носок и высунутых теплых языков, а сам глядел на деревья, из-за которых доносилось сухое дребезжанье повозки, гулко разносившееся в тишине ясного раннего утра.
— Вы готовы? — раздался у него за спиной голос Бадди, и, повернувшись, Баярд взял прислоненное к стене ружье. Собаки возились вокруг, с радостным визгом вдыхая морозный воздух, но Бадди отвел их к конуре, втолкнул в нее и, невзирая на их изумленные протесты, запер за ними дверь. Из другой конуры он выпустил молодого пойнтера Дэна. Позади по-прежнему раздавались недоуменные гневные голоса гончих.
До полудня они бродили по распаханным полям и по лесным опушкам. Мороза уже не было, воздух потеплел в мягкой безветренной истоме, и среди зарослей шиповника они дважды вспугнули птицу-кардинала, которая стрелою алого пламени молниеносно взмыла в высоту. Наконец Баярд, не мигая, поднял глаза к солнцу.
— Мне пора возвращаться, Бадди. После полудня я поеду домой.
— Ладно, — не возражая, согласился Бадди и подозвал собаку. — Приезжайте в будущем месяце.
Мэнди дала им холодной еды, они закусили, и пока Бадди седлал Перри, Баярд отправился в дом, где он нашел Генри, старательно прибивавшего подметки к сапогам, и старика, который, надев очки в стальной оправе, читал газету недельной давности.
— Дома уж, наверное, давно тебя ждут, — согласился мистер Маккалем, снимая очки. — Обязательно приезжай в будущем месяце за тем лисом. Если мы его скоро не возьмем, Генералу будет стыдно своим же щенятам в глаза посмотреть.
— Спасибо, сэр, — отвечал Баярд. — Я обязательно приеду.
— И постарайся привезти дедушку. Он может и тут не хуже, чем в городе, самого себя поедом есть.
— Спасибо, сэр. Обязательно привезу.
Бадди вывел пони, и старик, не вставая, протянул Баярду руку. Генри отложил свои сапоги и вышел вслед за ним на крыльцо.
— Приезжай еще, — застенчиво пробормотал он, тряхнув Баярдову руку, словно это была рукоятка водяного насоса, а Бадди выдернул свою руку из кучки назойливых слюнявых щенков и тоже попрощался с гостем.
— Буду ждать, — коротко сказал он, и Баярд тронулся в путь. Обернувшись, он увидел, что братья приветственно подняли руки. Потом Бадди окликнул его, и он повернул обратно. Генри исчез и появился снова с тяжелым пеньковым мешком в руках.
— Чуть не забыл, — сказал он. — Отец велел передать твоему дедушке кувшин кукурузной водки. Лучше этой не найдешь и в Луисвиле, да, пожалуй, и нигде вообще, — с гордостью добавил он.