Баярд поблагодарил, Бадди привязал мешок к луке седла, и мешок всей своей тяжестью привалился к ноге Баярда.
— Вот, здесь будет крепко.
— Да, здесь будет крепко. Большое спасибо.
— До свиданья.
— До свиданья.
Перри тронул, и Баярд посмотрел назад. Братья все еще стояли во дворе — спокойно, степенно и твердо. У дверей кухни, исподлобья глядя на него, сидела лисица Эллен, рядом с ней ползали и играли на солнце щенята. Через час солнце скроется за холмами на западе. Дорога вилась между деревьев. Он снова оглянулся. Дом неровным прямоугольником распластался на фоне холодного вечернего неба, дым из трубы тонким пером уходил в безветренный воздух. В дверях уже никто не стоял, и, пустив Перри ровной рысью, он почувствовал, как кувшин с виски легонько бьет его по колену.
Там, где едва различимый неразъезженный маккалемовский проселок вливался в большую дорогу, Баярд остановил Перри и некоторое время сидел, освещенный закатом. «Джефферсон, 14 миль». Рейф и остальные проедут здесь еще не скоро, ведь сегодня сочельник и весь округ неторопливо съезжается на праздники в город. Впрочем, они могли выехать из города пораньше, чтобы засветло добраться до дому, и тогда уже через час будут здесь. Косые лучи солнца выпустили из плена стужу, которую держали взаперти, пока ложились на землю под прямым углом, холодные испарения медленно поднимались вокруг Баярда, сидевшего верхом на Перри посреди дороги, и, как только прекратилось движенье, кровь его начала медленно застывать в жилах. Он повернул пони в сторону, противоположную городу, и снова пустил его рысью.
Скоро Баярда окутала тьма, но он ехал все дальше и дальше по бледной дороге, под обнаженными деревьями в свете разгоревшихся звезд. Перри уже начал подумывать о конюшне и об ужине; он бежал, вопросительно и робко вскидывая голову, однако послушно, не замедляя хода, не ведая, куда и почему, но понимая, что не к дому, и, хотя был преисполнен доверия к седоку, все же испытывал некоторое сомнение. От тишины, одиночества и монотонности движенья становилось все холоднее и холоднее. Натянув поводья, Баярд остановил Перри, отвязал кувшин, выпил и снова привязал его к седлу.
Вокруг поднимались дикие темные холмы. Никаких признаков жилья, никаких следов человека. По обе стороны дороги, освещенные звездами, уходили вдаль черные гребни, а там, где дорога спустилась в долину и затвердевшая на морозе колея зазвенела металлическим звоном под копытами Перри, их зловещие темные вершины, увенчанные оголенными деревьями, вздымались в звездное небо. В одном месте, где на дорогу просочилась струйка талого снега, Перри, почуяв воду, с треском раздавил хрупкую тонкую наледь. Баярд снова приложился к кувшину.
Неловко нащупав спичку онемевшими от холода пальцами, он закурил сигарету и отодвинул манжету на запястье. Половина двенадцатого.
— Ну что ж, Перри, — сказал он, — пожалуй, пора нам подумать о ночлеге.
Голос его неожиданно громко прозвучал на тихой и темной дороге, Перри поднял голову и фыркнул, как будто понял его слова, как будто охотно готов был разделить мрачное одиночество, в котором пребывал его седок. Они снова поскакали в гору.
Здесь темнота понемногу рассеялась, и, разрывая монотонный ряд деревьев, кое-где стали появляться поля, освещенные смутным светом звезд, и вскоре, когда Баярд, опустив поводья на шею Перри, сунул в карманы руки, пытаясь их согреть, у дороги показался вросший в землю сарай для хлопка с посеребренной инеем крышей. «Ну, теперь уже недолго», — сказал он про себя и, нагнувшись вперед, положил руку на шею Перри, ощутив неутомимое биение теплой крови.
— Скоро жилье, Перри, смотри в оба.
И опять, словно в ответ на его слова, Перри тихонько заржал и свернул с дороги, а когда Баярд, натянув поводья, хотел было повернуть назад, он тоже увидел еле заметную колею от фургона, ведущую к группе низкорослых деревьев.
— Молодец, Перри, — сказал он, снова отпуская поводья.
Показалась хижина. В ней было темно. Из-под крыльца вылезла тощая собака, залаяла на Баярда и не умолкала, пока он привязывал Перри и онемевшей рукою стучался в дверь. Наконец из хижины послышался голос, Баярд крикнул «хелло» и добавил: «Я заблудился. Откройте». Собака все еще заливалась лаем. Наконец дверь чуть-чуть приоткрылась, из щели блеснул отсвет тлеющих углей, пахнуло острым запахом негров, и в теплой струе воздуха показалась чья-то голова.
— Эй, Джули, заткни свою пасть! — скомандовала голова. Собака послушно умолкла и, все еще ворча, скрылась под крыльцом. — Кто там?