Джон опустился на заросли шиповника милях в трех от города, отцепил парашют, вышел на дорогу и остановил проезжавшего мимо негра. Когда до города оставалось не больше мили, он увидел старого Баярда, который бешено несся навстречу в коляске, и пока они стояли бок о бок посреди дороги, старый Баярд, сидя в своей коляске, изливал накопившуюся ярость, между тем как на повозке сидел его внук в изодранной одежде и на его исцарапанном лице застыло выражение человека, которому довелось испытать нечто столь невыразимо прекрасное, что расставанье с этой на миг воплощенной мечтой воспринималось как очищение, а вовсе не как утрата.
Назавтра, проходя по улице, Нарцисса встретила Джона, который с бешеной стремительностью, отличавшей обоих братьев, выбежал из какой-то лавки, отскочил в сторону, чтобы не сбить ее с ног, и выпалил:
— Ах, изви… Хелло!
Лицо его, заклеенное крест-накрест пластырем, было озорным, веселым и дерзким. На мгновение она подняла на него широко открытые отчаянные глаза, потом прижала ладонь к губам и быстро, почти бегом, пошла прочь.
Потом он уехал вместе с братом, и война отбросила их, словно двух беспокойных псов, запертых в отдаленной конуре. Мисс Дженни рассказывала ей о них, о скучных, продиктованных чувством долга письмах, которые они изредка посылали домой, а потом он погиб — где-то далеко за морем, и не было тела, чтобы возвратить его земле, и оттого ей казалось, что он все еще смеется над этим словом, как смеялся прежде над прочими звуками, означающими покой, — смеется, не дождавшись, пока Время и весь его реквизит не внушат ему, что итог человеческой мудрости — вознестись в мечтах так высоко, чтобы в поисках мечты не утратить и самую мечту.
Тетушка Сэлли мерно качалась в качалке.
— Не все ли равно, который из двух это был. Они оба друг друга стоят. Впрочем, они не виноваты, что их так дурно воспитали. Испортили вконец — и того и другого. Люси Сарторис до самой своей смерти никому не позволяла делать им замечания. Будь это мои дети… — Она все качалась и качалась. — …я б из них эту дурь выбила. Нечего сказать — вырастила парочку диких индейцев. Эти Сарторисы воображают, что лучше их на свете никого нет. Даже Люси Крэнстон, которая была из такой семьи, каких во всем штате не сыщешь, и та считала, что само божественное провидение удостоило ее чести стать женой одного Сарториса и матерью еще двоих. А все их гордыня, ложная гордыня.
Она мерно качалась в качалке. Под рукой у Нарциссы с ленивым нахальством мурлыкал кот.
— Это их сам бог наказал, отняв у них Джона, а не его брата. Джон по крайней мере раскланивался, встречая на улице даму, а этот… — Она мерно качалась, шлепая в такт ногами по полу. — Смотри держись от него подальше. Он убьет тебя, как свою бедняжку жену.
— Дайте мне сначала получить благословение церкви, тетя Сэлли, — сказала Нарцисса.
Под глянцевитой шкурой кота, которую она гладила, внезапно узлами вздулись тугие, словно проволока, мышцы, и он, растянувшись, как резинка, вырвался из-под ее руки и, с молниеносной быстротой пролетев по веранде, скрылся из виду.
— Ой! — вскричала Нарцисса. Она стремительно обернулась, схватила палку тетушки Сэлли и выскочила из комнаты.
— Это еще что такое! — вскрикнула тетушка Сэлли. — Дай мне сюда мою палку!
Она еще немного посидела, глядя на дверь и прислушиваясь к быстрому топоту каблуков Нарциссы, который донесся сначала из холла, а потом с веранды. Затем встала, высунулась в окно и крикнула:
— Дай сюда мою палку!
Нарцисса сбежала по ступенькам в сад. Посреди клумбы с каннами, припав к земле и вертя во все стороны головой с желтыми немигающими глазами, притаился кот.
Нарцисса кинулась к нему, размахивая палкой.
— Положи сейчас же! Брось! — кричала она.
Желтые глаза сверкнули в ее сторону, а потом кот опустил голову и длинным грациозным прыжком рванулся прочь, унося в зубах пойманную птицу.
— Ах ты гадина несчастная! Ах ты… Сарторис! — крикнула Нарцисса, запустив палкой в полосатую молнию, которая, сверкнув напоследок, скрылась за углом дома.