— Не говорите глупостей, — отвечала Белл.
Хорес сказал:
— Теперь я понимаю, что ходил сюда вовсе не ради тенниса, а ради того неизмеримого и неприятного чувства своего превосходства, с которым Мелони всегда подавала мне чай… Кстати, по дороге сюда я встретил вашу дочь.
— Да, она должна быть где-то тут поблизости, — равнодушно отозвалась Белл. — А вы все еще не подстриглись. Почему это мужчины не понимают, когда им пора идти к парикмахеру? — философски заметила она.
Выставив вперед рыхлый двойной подбородок, старшая гостья устремила на Хореса и Белл холодный проницательный взгляд. Молодая девица в простом, целомудренно белом одеянье спокойно сидела и загорелой рукой, похожей на спящего рыжего щенка, придерживала на коленях теннисную ракетку. Она смотрела на Хореса, как смотрят дети — со спокойным интересом, но без грубого любопытства.
— Они либо вообще не ходят к парикмахеру, либо напомаживают себе волосы разной дрянью, — добавила Белл.
— Хорес — поэт, — сказала старшая гостья. Кожа свободно свисала с ее скул, как тяжелая грязноватая бархатная драпировка, а в немигающих глазах, словно в глазах старой индюшки, было что-то хищное и немного бесстыжее. — Поэтам многое прощается. Вы не должны этого забывать, Белл.
Хорес отвесил поклон в ее сторону.
— Такт никогда не изменял женскому полу, Белл, — сказал он. — Миссис Мардерс принадлежит к числу тех немногих известных мне людей, которые по достоинству оценивают профессию юриста.
— Полагаю, что этот бизнес не хуже всякого другого, — сказала Белл. — Что вы сегодня так поздно? И почему не пришла Нарцисса?
— Я имею в виду то, что меня назвали поэтом, — пояснил Хорес. — Юриспруденция, как и поэзия, — последнее прибежище хромых, увечных, слабоумных и слепых. Осмелюсь доложить, что Цезарь изобрел юристов, чтобы оградить себя от поэтов.
— Вы так умны, — сказала Белл.
Молодая девица вдруг заговорила:
— Какая вам разница, чем мужчины мажут себе волосы, мисс Белл? Мистер Митчелл ведь лысый.
Миссис Мардерс засмеялась жирным, липким, длинным смешком и, не сводя с Хореса и Белл холодных, лишенных век глаз, продолжала звонко хохотать.
— Устами младенцев… — сказала она.
Молодая девица переводила с одного на другого свои ясные спокойные глаза.
— Пойду погляжу, нельзя ли мне сыграть партию, — сказала она вставая.
Хорес тоже встал.
— Давайте мы с вами… — начал он, но Белл, не поворачивая головы, взяла его за руку.
— Садитесь, Фрэнки, — скомандовала она. — Они еще не кончили играть. А вам вредно столько смеяться на пустой желудок, — обратилась она к миссис Мардерс. — Да садитесь же, Хорес.
Девица, стройная, с несколько угловатой грацией, все еще стояла с ракеткой в руках. Она бросила быстрый взгляд на хозяйку, потом опять повернула голову к корту. Хорес опустился на стул за спиною Белл. Рука ее незаметным движением скользнула в его руку и безвольно застыла, словно быстро выключив электричество — так человек в поисках какого-нибудь предмета входит в темную комнату и, найдя то, что искал, тотчас же снова выключает свет.
— Разве вам не нравятся поэты? — спросил он как бы через Белл.
— Они не умеют танцевать, — отвечала девица, не поворачивая головы. — Впрочем, они, пожалуй, ничего. Они пошли на войну — хорошие по крайней мере. Один здорово играл в теннис, так его убили. Я видела его портрет, а вот фамилию позабыла.
— Ах, ради бога, не говорите о войне, — сказала Белл, и рука ее шевельнулась в руке Хореса. — Мне пришлось два года подряд выслушивать Гарри — его объяснения по поводу того, почему он не мог пойти на войну. Как будто мне не все равно, был он там или нет.
— Он должен был содержать семью, — с готовностью вставила миссис Мардерс.
Белл полулежала, откинув голову на спинку кресла, и ее рука, спрятанная в руке Хореса, тихонько двигалась, словно изучая его руку, беспрерывно поворачиваясь, как самостоятельное, наделенное независимой волей существо, любопытное, но холодное.
— Некоторые из них были авиаторами, — продолжала девица. Прижавшись к столу худеньким бедром, она стояла держа под мышкой ракетку и перелистывая журнал. Потом закрыла журнал и снова принялась наблюдать две стройные фигуры, метавшиеся по корту. — Я как-то раз танцевала с одним из молодых Сарторисов. С перепугу даже не спросила, который это из двух. Я тогда была еще совсем девчонкой.
— Они были поэтами? То есть тот, который вернулся? Второй, который погиб, насколько я знаю, действительно был поэтом.