Все это, понятно, не означает, что для того, чтобы сделать из ребенка писателя, следует посадить его на первые шесть-семь лет под замок. Конечно, существует и «предназначение», и «поцелуй бога в колыбели»… Но для формирования личности, в себя углубленной, привыкшей жить «второй жизнью», подобно моей героине из «Нерожденных», — это сидение взаперти сделало, бесспорно, свое дело.
И страсть моя к дальним дорогам, которую я смогла удовлетворить лишь после окончания Литературного института (окончив техникум, я работала технологом на заводе, поэтому в Литинституте училась заочно), — тоже, наверное, следствие закона компенсации. Не израсходовала энергию движения в детстве — всю жизнь потом суждено мне было искать, жаждать дальних, трудных дорог, там и находить героев, судьбы, сюжеты для всего того, что я писала позднее. Дорогам, и только им, я обязана лучшими своими вещами. Рассказ «Настины дети» (полагаю, что с него я «началась» как прозаик) «нашла» я на станции Бискамжа на строившейся там железной дороге Сталинск — Абакан; рассказ «По Витиму — на материк» — когда ехала на пароходе с Ленских золотых приисков по той самой реке. «Марию-Антуанетту» — на Амуре; «Счастье» — на острове Сааремаа, «Дальнюю поездку» — в пути от Командорских островов к Курильским. Рассказ «Путь к нирване» я «услышала», когда ехала в кабине грузовика в пятидесятиградусную жару от Душанбе до Хорога по великому Памирскому тракту. «Старые письма» — в экспрессе Москва — Иркутск. Опять же не надо все это понимать буквально. Просто ходят в тебе неоформленные до поры до времени мысли, характеры, судьбы. Образуется своего рода насыщенный раствор. И вот — пейзаж ли, услышанная ли фраза или человек с необычной судьбой (впрочем, для меня чаще всего пейзаж!) — раствор становится перенасыщенным, происходит кристаллизация.
Дорога способствует отключению от быта, свободному размышлению, дает возможность сравнивать и обобщать. Трудные дороги приучают к терпению, к упорству в достижении цели.
Но зачем одному человеку столько дорог? Честнее будет ответить: не знаю. Не разум, а зов крови гнал меня в путь. Сначала в Сибирь, потом, насытившись Сибирью, я стала рваться в Индию — если существует память генетическая, то, значит, в одно из своих прежних рождений я жила в Индии, потому что, приехав туда впервые, я многое как бы «вспоминала»… А Сибирь — это родное, знакомое тоже по крови и по бесконечным рассказам отца, был он великолепный рассказчик…
Поскиталась я подолгу, подробно по всем нашим крупным современным стройкам в Сибири и в России. Много раз ездила на КамАЗ и на БАМ. Писала о них много — очерки, рассказы, повести. Недавно закончила роман на материале этих поездок.
Восточный мудрец Авиценна изрек некогда, что «ум зреет не от долгой жизни, но от частых путешествий». Конечно, от долгой жизни ум зреет тоже, но путешествия безусловно способствуют созреванию того, кто имеет своей целью созреть. А вообще-то я считаю, что человеку посильно все, если, поставив в начале своего пути цель, он будет идти к ней терпеливо, не предаваясь отчаянию при неудачах, не обольщаясь успехами на легких отрезках пути. Ведь жизнь человеческая — та же дорога. Есть у нее начало, протяженность, тьма и солнце, есть и конец. Вероятно, поэтому герои большинства моих рассказов и повестей — в дороге…
М. Ганина
Июль 1982 г. Талеж Моск. обл.
РАССКАЗЫ
Настины дети
Федор идет по раскисшей колее, тяжело перебрасывая длинные ноги в высоких валяных сапогах с калошами, размахивая руками. Знобко, сыро, полушубок расстегнут, промасленная фуфайка обвисла у ворота, открывая темную от металлической пыли шею.
Позади — огороженный высоким забором двор МТС, синий дымок над кузницей, пресный запах окалины и сухой малиновый жар остывающих поковок, матерок дружков-трактористов. Впереди, за поворотом — село. Длинная россыпь изб с заснеженными крышами, над каждой трубой колеблется розовый в заходящем солнце дым. Сегодня суббота.