— Вот мой дом, — сказала она. — Тебе небось любопытно было поглядеть, как живет фру Фрисаксен.
— Да, — признался он.
— А твоя мать знает, что ты здесь?
— Нет.
Он стоял посреди просторной кухни, и ему доставляло огромное удовольствие говорить правду.
— Вон что! — сказала фру Фрисаксен. — Ну, вот ты и поглядел.
А может, в ее голосе все-таки проскользнула недружелюбная нотка? Дверь в комнату была приотворена. Покосившись на нее, Вилфред увидел край постели, покрытой темно-серым шерстяным одеялом.
— Там я сплю. И больше там ничего нет, — сказала она.
— Я знаю, — ответил он.
— Знаешь? Откуда?
— Я просто сообразил.
Что-то сверкнуло в ее глазах — грубоватое дружелюбие, напомнившее ему выражение, какое было в ее взгляде, когда она плыла за мерланами в лучах заката.
— Вон что! — сказала она. — Стало быть, ты смотришь да наматываешь себе на ус!
— Да.
Вилфред растерял всю свою изворотливость. Впрочем, ему даже и не хотелось выдумывать, представляться. Он стоял точно в трансе.
— Так вы и живете, фру Фрисаксен? — наконец выговорил он.
— Как так? — Она постояла, вглядываясь в него. — Ты спрашиваешь, все ли тут мое хозяйство? Ну да, сынок, все, с тех пор как умер Фрисаксен.
Он подумал: «Вот тут бы ей самое время вздохнуть, уж мои бы обязательно вздохнули».
— А давно он умер? — спросил Вилфред.
— Осенью будет пятнадцать лет.
Вилфред наслаждался ее непритворной суровостью.
— И никто никогда не навещает вас, фру Фрисаксен? А вдруг вы заболеете?
— Хочешь сказать — а вдруг я помру? Пожалуй, пройдет недели четыре, а то и пять, пока кто-нибудь заметит.
Он подумал: «Я хочу, чтобы она предложила мне сесть. Я должен ей понравиться».
— Я замечу, фру Фрисаксен, — сказал он. — Я сразу замечу, если не увижу вашей лодки.
— Полно, — быстро сказала фру Фрисаксен. — Одно дело замечать, что ты здесь, а другое не замечать, когда тебя нет.
Он рассердился, потому что она была права.
— А я замечу! — повторил он.
— Ну что ж, тебе видней.
Он вдруг сообразил, что они спорят на довольно неподходящую тему. Чего ради он привязался к бедной женщине?
— Извините, — сказал он и повернулся к двери, чтобы уйти. На стене прямо против окна висела фотография, прикрепленная кнопкой. Молодой человек, почти мальчик, в матросской форме на фоне вывески кафе, и на заднем плане по тротуару идут три женщины и мужчина. Вилфред демонстративно остановился, может, сейчас что-то объяснится.
— Это Португалия, — сказал он.
Она сняла фотографию со стены и поглядела на ее обратную сторону.
— Откуда ты узнал? — В ее прищуренных глазах теперь светилось откровенное добродушие.
— Я не узнал, а догадался, я видел женщин в таких головных уборах на картинках Опорто.
— О-пор-то, — медленно, по складам произнесла она, отстранив фотографию как можно дальше в вытянутой руке. — Правильно, угадал. Это мой сын, Биргер. Давненько оно было.
— Я вижу.
— Видишь? — Теперь она и вправду была удивлена. — Откуда ж ты это видишь?
— А тут написано: тысяча девятьсот десятый год, рядом с «Опорто». Значит, два года назад.
— Подумать только, два года… — сказала она, опустив руку, в которой держала фотографию. — Неужто так давно?
— А где он теперь?
— С тех пор я не имела о нем вестей. Тогда он плавал юнгой.
Два шага до двери казались Вилфреду огромным пространством. Он просто представить себе не мог, как одолеет их.
— Это для вас большое горе, фру Фрисаксен! — сказал он. Проклятые слезы! Они подступили к глазам по старой привычке, по привычке притворяться в тех случаях, когда он считал, что уместно прослезиться.
Она смотрела на него в упор — узкие губы вдруг ожили, чуть дрогнув, и слегка запали, «точно простроченный с изнанки шов», подумал Вилфред, чтобы подавить слезы.
— Ну что ж, до свидания, фру Фрисаксен, — сказал он, протянув ей руку. Она коротко ответила на его пожатие. Ее рука на ощупь была жесткой, как коряга. Он быстро вышел, бесшумно прикрыв за собою дверь. Потом медленно, точно в бреду, двинулся прочь. Низенький домик садовника плавал перед ним в какой-то дымке, оранжереи парили над равниной, точно мираж. Ему надо было куда-то скрыться, чтобы дать волю слезам. Но он не соображал, куда идет, и просто медленно плелся куда глаза глядят. С фьорда низко над землей пролетела морская птица. «К дождю», — подумал он.