Это начало.
Теперь слушайте дальше.
Конюшня. Слева и справа в станках кони. Длинный проход выложен кирпичом. Идет дневная уборка. В руках у ребят щетки, скребницы и прочая «электронная» техника. Дежурный отлучился, оставил за себя дневального — парня из пополнения. А я, стажер, хожу и наблюдаю.
Надо вам сказать, что высокое начальство на конюшню наведывалось не часто. Командир полка, комиссар, те еще бывали, а вот из дивизии редко кто заглядывал.
Продолжается уборка, и вдруг вижу — в отделении возникает не майор, не батальонный комиссар, а наш очень молодой командир дивизии, комбриг по званию.
Приближается не спеша, поглядывает по сторонам, ожидает, когда ему доложат.
Я окликнул дневального, он вмиг сориентировался, сделал глубокий вдох, рысцой побежал навстречу комбригу и больше попросил, чем скомандовал: «Смирно».
Встал. Перед ним командир дивизии — рослый, застыл в положении «смирно», ждет.
Красноармейцы выстроились вдоль прохода.
Дневальный медленно отдал честь. Молчит.
Комбриг тоже молчит, не без интереса смотрит на дневального, и тот наконец доверительно ему сообщает:
— Товарищ комбриг! Дневальный за дежурного красноармеец Тюриков… Евгений…
Комбриг бросает: «Вольно!» — морщится, как от зубной боли, и спрашивает у Тюрикова:
— Кто же это вас так учил докладывать?.. Кто?.. Кругом! Войдите, как я. Смотреть всем!..
Тюриков повернулся через левое плечо и к воротам, а комбриг вошел в станок и принялся за уборку. Делал он все ловко и сноровисто. Рыжий конь стукнул копытом об пол и закосил глазом, будто почувствовал, кто им занимается.
Мы стоим, ждем и слышим голос комбрига: «Входите!» И Тюриков вошел. Идет, особенно не торопится, шпоры на ходу позвякивают.
Тут комбриг покинул станок и громовым голосом скомандовал:
— Взво-од, смирно!
Пробежал несколько шагов, остановился, четко приставил ногу и, взметнув к козырьку вытянутую ладонь, начал тем же громовым голосом:
— Товарищ дневальный за дежурного!..
Все. Закончить доклад командиру дивизии не удалось.
И знаете почему?
Потому что Тюриков вежливо сказал ему:
— Вольно, вольно, продолжайте.
Тут мы замерли. В тишине из глубины конюшни донеслось конское ржание.
Комбриг на мгновение закрыл глаза, молча повернулся и вышел.
Когда он шел через плац, мне показалось издали, что он шатается от смеха.
— Соображаете, что вы сделали? — строго спросил я Тюрикова.
И он смущенно ответил:
— Понимаете, мне было неудобно. Я еще только службу начал, молодой, необученный, и мне будет докладывать командир дивизии, комбриг!..
К концу дня о происшествии на конюшне знал уже весь полк.
Вот какая у нас смешная получилась история, — закончил я.
Еще в ходе рассказа я заметил, что все то и дело посматривали на генерала, они, конечно, догадались, что он и был тем самым комбригом.
— Вы, случайно, меня не помните, товарищ генерал? — спросил я. — Моя фамилия Калягин.
— Честно сказать, не помню. Сколько лет миновало. Впрочем, если не ошибаюсь, что-то вы, кажется, публиковали в дивизионной газете.
— Совершенно точно. А этого дневального Тюрикова помните?
Генерал ответил не сразу:
— Тюрикова помню.
— Незабываемый товарищ. Интересно, жив он?
— В прошлую пятницу был жив и здоров.
Меня прямо поразила эта осведомленность, а между тем генерал, адресуясь ко всем, кто меня слушал, продолжал:
— Евгений Иванович Тюриков — кадровый офицер, инженер-полковник, одаренный и вообще прекрасный человек. Прошу мне верить.
— Значит, вы с ним встречаетесь?
— Да, и довольно часто. Поскольку он мой зять.
— Что? Как… зять?
Генерал Платонов улыбнулся. Моя растерянность доставляла ему явное удовольствие.
— История, которую вы сейчас поведали, имела успех. Особенно веселилась моя дочь Наташа, которая впоследствии вышла замуж за Женю Тюрикова и теперь носит его фамилию, как и мои внуки Миша и Павлик — Михаил Евгеньевич и Павел Евгеньевич Тюриковы.
Неожиданное продолжение рассказанной мной истории вызвало в гостиной большое оживление. Вошел директор Дома культуры.
— Товарищи ветераны! Зал уж полон. Просим!..
По пути на сцену в президиум торжественной встречи генерал коснулся моего плеча:
— Правильно сказано, что жизнь богаче любой выдумки. Согласны, товарищ Калягин?