Надя продолжала молчать, и Павлик вошел в большую комнату. Вошел и сел на стул.
Надя лежала с закрытыми глазами.
— Надя, — сказал Павлик, — открой глаза, ты еще не заснула. Я хочу сказать, что ты мне… очень и очень нравишься. Я еще в вагоне, когда тебя увидел, сразу понял, что я… что ты…
Говоря это, он не смотрел на Надю, и Надя не смотрела на него. «Нате, — подумала она, — он и не собирается оправдываться, нет. Он сейчас мне скажет что-то совсем другое, может быть, самое главное».
— Почему ты замолчал? — спросила Надя и, открыв глаза, встретила напряженный взгляд Павлика.
— Наверно, там и правда ремонт — в техникуме. Маляры ведь и ночью тоже работают… Рая, которая взяла трубку, не пошутила. В этом городе есть улица Павла Коротеева. Да-да, не удивляйся. Только ее назвали не в мою честь, а в честь Павла Андреевича Коротеева — Героя Советского Союза, майора бронетанковых войск…
Надя испытующе смотрела на Павлика. Он был необычно серьезен. А ведь только что улыбался, кричал ей: «Целую крепко, Надя!» А сейчас — сидит, молчит и похлопывает себя по голым коленкам.
— Улица Павла Коротеева, — негромко произнесла Надя. — Значит, он не только твой однофамилец, он еще и твой тезка.
— Да. А кроме того, он еще мой дед.
— Родной дед?
— Родной. Меня Павлом назвали в его честь…
Надя молчала.
«Она не верит», — подумал Павлик. Он встал, извлек из рюкзака зеленую общую тетрадь, вынул из нее конверт, а из конверта небольшую фотографию и протянул ее Наде.
— Вот он…
Фотография поблекла от времени, но все на ней было видно очень хорошо. Улица, разбитые, темные от копоти дома с черепичными крышами, стоят советские танки, на первом плане офицер-танкист в сдвинутом на затылок шлеме. Танкист смотрит прямо в объектив, и на губах у него усталая, счастливая улыбка.
— Снято под Берлином, — пояснил Павлик. — Героя-то он получил еще на Курской дуге. Если не знаешь, я тебе коротко расскажу. Летом сорок третьего года фашисты надумали взять реванш за Сталинград. Они подготовили наступательную операцию под кодовым названием «Цитадель». Собрали свои отборные части, и танковые, и пехотные… Жалко, карты нет, я бы тебе на карте показал. Представляешь? Курская дуга — самый центр России. И вот там начались такие бои!.. Дед, тогда еще совсем молодой, был командиром танка. Он принял участие в историческом Прохоровском танковом сражении…
— А кто он такой был, этот Прохоров?
— Это местность так называлась — Прохоровка. Тысячи танков вели ураганный огонь. Разрывы, рев, гром. Ты можешь себе представить?
— Не могу.
— Но это же все было. У меня дома книга есть «Герои танковых сражений», там, между прочим, и деда фотография имеется. Я тебе обязательно ее дома покажу. И вот теперь представь, человек прошел огонь, воду и медные трубы…
— Павлик, я тебя перебью. Как это понять? Прошел огонь и воду — это всем ясно — человек горел, тонул и остался жив. А как можно пройти медные трубы?
— Могу объяснить, — сказал Павлик и пересел на краешек тахты.
Теперь Надя была от него совсем близко. Она сидела, подогнув ноги и завернувшись в одеяло.
— Под медными трубами подразумевается оркестр. Представляешь? Трубы играют парадный марш, человеку достается слава, почет и так далее. И вот теперь смотри. Если человек прошел испытание огнем, водой и, плюс к тому, — славою и потом не занесся над всеми, а остался таким, каким был, — смелым и простым, то он уже является Человеком с большой буквы. Его все уважают и помнят даже тогда, когда его больше нет на свете…
Павлик взял у Нади фотографию, вложил ее в конверт и спрятал между листами общей тетради.
— А твой дед умер?
— Он погиб, знаешь когда? Он погиб в самый последний день войны.
Надя печально покачала головой и неожиданно погладила Павлика по плечу.
— Вот ты какой — Коротеев, — с уважением сказала она.
Павлик благодарно кивнул и улыбнулся.
— Да, но я не Павел Андреевич, я всего только Павел Ильич. Ты на меня так не смотри, как будто я это он.
«Я вижу сейчас только тебя. Твоя знаменитая фамилия тебя, конечно, немного поднимает над другими, — думала Надя, — но ты очень скромный, и я это ценю. Я тебе пока ничего не буду говорить, а то выйдет, я первая признаюсь, что ты мне понравился. Хотя нет. Ты сегодня первый сказал, что я тебе нравлюсь. Если хочешь знать — ты мне понравился еще тогда, в поезде, и далее везде — и в универмаге, и в зоопарке».
— Ты заметила, мы уже, наверно, целую минуту молчим.
— Да. Я заметила.