— Почему?
— Потому что кончается на «у».
— Не понимаю.
— Полка продается исключительно с гарнитуром.
— А отдельно не бывает?
Я говорю:
— Почему? Бывает и отдельно. Отдельно жена и отдельно теща. — Это я опять шутку даю для настроения.
Пошел он по магазину, увидел полку артикул сто семь и просит:
— Выберите мне, пожалуйста, полочку. Только без дефектов.
Я говорю:
— Полки перед вами, смотрите сами, какая хорошая, какая плохая.
Он говорит:
— Ладно. В таком случае беру вот эту…
Я говорю:
— Да? Мы прямо с утра не спали, все думали, кому нам эту полку продать вне гарнитура. Это же часть кабинета.
— Ну и что?
— Нет нам расчета отдельными предметами торговать. У нас план.
Гляжу, очкастый вроде растерялся.
— В таком случае выпишете мне полированный столик журнальный.
Я выписываю. Их у нас навалом. Он с чеком приходит:
— Прошу вас — запакуйте.
Я говорю:
— Зачем? Это уже будет излишество. Берите свою вещь и шагайте домой к любимой супруге.
Ничего он не сказал, взял столик и отчалил. А я еще подумал — бывают же такие люди настырные. Толокся в магазине, сто вопросов, сто ответов, а в итоге всей его покупке цена — пятнадцать рэ.
Теперь слушайте дальше. Был этот очкастый в магазине в пятницу, а в субботу с самого утра заболел у меня зуб. До того прихватило, хоть на стенку лезь.
Отпросился с работы и пошел в зубную поликлинику.
Пришел, меня без очереди пустили, как с острой болью. Сел я в кресло, и все у меня как в тумане, головой мотаю и белого света не вижу.
Сунул мне доктор чего-то в зуб, чувствую, вроде маленько полегчало, дух перевел.
И тут открываю я глаза, и кого же я перед собой вижу? Правильно вы угадали. Стоит передо мной в белом халате и в белой чеплашке тот самый очкастый. Он на меня смотрит, а я на него. Он щурится:
— Мне кажется, что я вас где-то видел. Только не могу вспомнить где. Вы никогда у меня раньше не лечились?
Я говорю:
— Нет, доктор, я у вас не лечился. Я вас вчерашний день в мебельном магазине обслуживал. Вы еще столик у нас взяли.
Тогда он говорит:
— А-а, да-да, совершенно верно. Вы меня обслуживали. Вчера вы меня, сегодня я вас… Откройте рот.
Я говорю:
— Что там у меня, доктор?
А он говорит:
— У вас что, глаз, что ли, нет? Тут же все видно. Придется удалить зуб.
Я говорю:
— Если надо — удаляйте. Только я просьбу имею — сделайте мне наркоз.
А он говорит:
— Зачем? Это уже будет излишество. Оставьте у меня свой зуб и шагайте домой к любимой супруге.
Я говорю:
— Все. Понял ваш намек. Но вы мне хоть укажите, из-за какого именно зуба я страдаю?
А он щипцы берет и говорит:
— Сейчас я у вас зубов надергаю, а уж ваше дело выбирать, какой хороший, какой плохой.
— Это как?
— А вот так. И хочу вас предупредить, чтоб вы были в курсе дела. Один зуб я у вас удалять не буду.
— То есть как?
— Только целым гарнитуром.
— Вы что смеетесь, что ли?
— Нам нет расчета отдельные предметы выдергивать. У нас план.
Я думаю — что делать? А он шприц взял и — раз иглой!
И можете представить — сразу у меня там все онемело. И маханул он у меня зуб ну просто-таки артистически.
Когда я уходил, он говорит:
— Ну как, полегче стало?
— Полегче.
— Вопросов нет?
Я говорю:
— Нет вопросов. Суду все ясно.
1968
ПАПА И МАМА
Мальчишка шел хорошо, просто великолепно. Маленький, подтянутый, в левой руке портфель, в правой — высокие гладиолусы. Руку с цветами он держал на отлете, и гладиолусы взлетали и опускались — раз-два, раз-два. Мальчишка чеканил шаг и был похож на тамбурмажора, идущего впереди оркестра.
За мальчишкой, почтительно соблюдая дистанцию, следовали две женщины — молодая, по-видимому мать, и пожилая — скорей всего, бабушка.
Тетерин невольно улыбнулся: «Этого бы деятеля да в открытую «Чайку», а мамашу с бабкой на мотоциклы и по осевой в школу, в первый класс».
Оглянувшись на дочку, Тетерин отметил, что та по-прежнему занята собой, новым своим платьем, белым нарядным передником и белым бантом.
— Что, волнуешься? — спросил Тетерин.
Майка тряхнула косичками.
— Не-а!
— Так я тебе и поверил.
Они свернули за угол и увидели вдалеке здание школы. Туда со всех сторон тянулись мальчишки и девчонки. Наиболее торжественно выглядели первоклассники. Одних вели за руку взрослые, другие же мужественно шагали сами, давая понять любому встречному, что они прекрасно знают, куда идут, и знают, на что идут.