Махмуда торговцы бросили: видимо, греки в изумлении спрашивали, на каком языке они говорят, когда те с гордостью заговорили по-гречески в Салониках. Махмуд объяснил им, что он учил их другому диалекту, антиохийскому; с грехом пополам выкрутился, но остался без заработка.
Тияна уверяла меня, что работа ее не утомляет, а даже, напротив, успокаивает и за нее хорошо платят, так что можно не беспокоиться хотя бы о завтрашнем дне. Все было бы в порядке, если бы я не ходил безработным. До чего дожил! Сижу на шее слабой женщины, ее принуждаю искупать мою вину.
— Ни в чем ты не виноват,— утешала меня Тияна.— А работаю я не на дядю, а на нас с тобой.
Или бранила, когда я совсем падал духом:
— О господи, велика беда — жена кормит! Перестань, сделай милость, слушать смешно! Разве я занимаюсь чем-нибудь плохим?
Она не позволяла мне относить готовую работу заказчицам, сердилась, если я убирал комнату, следила, чтоб я был чисто и опрятно одет, щадя мое мужское достоинство и собственное самолюбие купеческой дочери, будто при нашей нищете это было самое важное.
От сестры Тияна получила немного денег — свою долю отцовского наследства, она оказалась гораздо меньше, чем ей причиталось, но мы вообще ничего не ожидали и были довольны и этой малостью; к большому своему удивлению, с ничтожной горсткой серебра мы вдруг почувствовали себя увереннее.
Словно она навсегда ограждала нас от бед и лишений.
Махмуд Неретляк тут же пронюхал про наши деньги и, взволнованный, шептался с Тияной, придумывая самые невероятные способы и пути, с помощью которых деньги можно удвоить, утроить, удесятерить. В его воображении возникали несметные богатства, Тияна недоверчиво качала головой, но не мешала ему строить воздушные замки. Я потешался над их игрой, в которой Махмуд бог знает в какой раз отдавался во власть своей неистребимой мечты, а она слушала его бредни как прекрасную сказку, в душе уверенная, что не сделает ни одного неверного шага, ибо не любила риска.
Махмуд даже придумал, на что употребить обретенное богатство. Торговец Шабанович продает дом — четыре комнаты, прихожая, балкон, лоза перед домом, вокруг дома сад, в саду — розарий и родник, чистый как слеза.
— Придется подождать, такой дом нам не осилить, да и меньший тоже,— трезво сказала Тияна, но глаза ее загорелись.
Однако неожиданно нам и в самом деле выпал случай если не разбогатеть, то по крайней мере удвоить имеющийся капитал.
Благодаря своим связям, как всегда запутанным и неисповедимым, Махмуд прознал от родича своего ближайшего соседа, что молодой торговец Хусага, брат медника Абида, едет в Стамбул за товаром, он и подумал, не дать ли Хусаге денег, чтобы он купил товару и для нас. Человек он честный, знающий, за два года приобрел хорошую лавку и еще лучшую репутацию, в прошлом году пригнал целый караван с товаром и уже все распродал. Лучше всего купить дорогие ткани, сколько удастся, на них самый большой спрос, и товар можно сразу продать торговцам. Оплатив все расходы, мы останемся с прибылью. В конце он добавил, что Хусага согласен оказать нам такую услугу, ему это, мол, не составит ни труда, ни хлопот.
Стало быть, с Хусагой он уже вел переговоры и обо всем договорился, а нас убеждал больше для вида. Все это выглядело странно и чересчур похоже на Махмуда, так что сейчас и я недоверчиво качал головой, а Тияна решительно отказалась, говоря, что это пустые сказки — никому еще с неба деньги не сваливались.
Все же мы согласились встретиться с молодым торговцем, поблагодарить его за любезность и объяснить, что, к сожалению, деньги истрачены, да и было-то их немного.
Ничего объяснять нам не пришлось. Хусага рассеял все наши сомнения и страхи. Он был молод, но держался так солидно, как будто за его плечами долгие годы жизни и опыта, и больше походил на ученого мудериза, чем на лабазника. Он охотно нам поможет, сказал он, для него это пустяк — купить только да присмотреть за погрузкой, он сделал бы это и из пустой любезности, но нам ему тем более приятно оказать эту услугу, что его отец и отец Тияны были приятелями. Да и для меня ему хочется сделать доброе дело, он слышал, как я ни за что ни про что оказался в виноватых. Деньги ему не нужны, своих хватит, расплатимся, когда он привезет товар. Продать его будет несложно, он поможет, самому ему откупить у нас товар неловко, это было бы противно всем торговым обычаям и походило бы на милостыню. А так все чисто.
Разумеется, деньги мы ему дали, он написал расписку и скрепил ее своей печаткой. Мы пожелали ему счастливого пути и расстались как родные.