— Я где-то читала, что в колодцах живут маленькие человечки. Днем они боятся, а к ночи вылазят. Я хочу на них посмотреть.
— А если бадья сорвется?
— Не сорвется, у вас здесь все такое крепкое, ладное.
— Не стоит, — сказал Андрей.
Светлана сбросила тапочки, вскочила на сруб и схватилась руками за висячий шест журавля.
— Держите, — крикнула она, — Андрей! А то утону.
И она встала босыми ногами в бадью и пошла вниз. Андрей перегнулся в колодец и обеими руками вцепился в шест. Его потянуло вниз. Он отпустил шест и перехватился, еще перехватился и почувствовал, что бадья встала на воду.
— А теперь я вам принесу веревку. А вы посидите пока в воде, — спокойно сказал он в колодец.
— Я сама по шесту вылезу, — гулко сказала Светлана, — тут никого нет.
— Ну так выбирайтесь.
— Я еще посижу здесь. Здесь хорошо.
— Выбирайтесь. У меня дела, а я шест держу как приговоренный.
— А мне-то что? — сказала Светлана, подумала и согласилась: — Ладно, здесь холодно.
Она обхватила шест руками и коленями и полезла вверх и легко выбралась из колодца. Она села на край сруба. Посмотрела за починок.
— Какая туча! — сказала она. — Неужели еще два дня ей стоять? Неторопливое здесь у вас все какое-то.
Андрей взял в руки шест и опустил бадью в колодец.
— Неужели стороной пройдет? — сказала Светлана.
— У нас такие тучи потому и называют перевалами. Ветлуга ее не пускает.
— Ну ладно. Вам работать, а мне спать, — сказала Светлана и пошла в избу.
Андрей поставил пустые ведра среди двора, сел на козлы под поленницей и закурил. На дворе стояли влажные сумерки, подсвеченные зарей, которая в эту пору лета не гаснет до утра. В эти ночи за баней бьет соловей. И голос его одинокий отдается в звучных далях ночи, как в пустом, заброшенном амбаре. Где-то ходят кустарником кони, жуют, порой разбегаются от внезапного шороха, когда кажется, что кто-то крадется опушкой и звенит на ходу уздечкой. Но стоит соловью подать голос, кони замирают и подолгу глядят на теплую низкую звезду поверх кустов. Туча к полночи оживает. Она собирается двинуться и глухо озаряется багровыми вспышками. Все начинает томиться, соловей смолкает, под пологами и крышами становится душно, только гуще и пронзительней налетают комары, и над самой землей низко и холодно выходит из колодца железноватый запах воды.
Андрей затоптал окурок и отправился спать на поветь в свой полог. Дремота пришла сразу под рассеянным белым светом марлевого полога. Он слышал дыхание в соседнем пологе, и оно было похоже на легкий шум полуденного молодого березняка; и стало казаться Андрею, что стоит он где-то на высоком берегу, внизу река, из-за которой дует таинственным сияющим ветром.
— Андрей! — услышал он далекий голос. — Вы спите?
Голос доносился из-за реки, с той стороны. Там по колена в воде стояла девушка с дорожным узелком, в легком белом платье и глазами пронзительной синевы смотрела на Андрея. И ноги ее покраснели, наверное, оттого, что вода холодная.
— Вы еще не спите? — снова услышал Андрей.
Он очнулся и понял, что это голос Светланы.
— Нет, не сплю, — сказал он.
— Какие здесь у вас удивительные ночи. Какие-то специфические, — сказала Светлана из соседнего полога. — В такие ночи просто не заснуть. Какое-то у вас особенное все ночью, все святое. Я думаю, что если бы я могла поверить в бога, то именно здесь.
— Никто у нас уж здесь давно не верит в бога. Здесь люди верят в землю, да в хлеб, да в песни.
— Нет, вы меня не так поняли. Я говорю в том смысле, что здесь нельзя жить и не верить во что-то прекрасное, как вот ваши леса, цветы или хотя бы глаза вашей матери.
Андрей промолчал.
— Я всего первый раз в экспедиции. Я училась до этого. Наш отряд работает уже больше месяца, — продолжала Светлана, — и с каждым днем все больше мне не хочется уезжать отсюда. Остаться жить здесь навсегда. Вот хотя бы в этом доме. Скажите, вы оставили бы меня жить в этом доме?
У Андрея перехватило дыхание, словно он продолжал смотреть туда, за реку. Он глубоко вдохнул воздух и сказал:
— Почему же нет? Вам только надо захотеть. Но везде верить в хорошее можно. А какие у вас в городах дома, как дворцы! И свет ночью. В наших сказках о таком свете никто не слыхивал.
— О, это все очень быстро надоедает, — вздохнула Светлана. — Хочется чего-то такого… Настоящего.
— А я думаю, на свете все настоящее. Вот вы лежите сейчас в пологе, и мы разговариваем. Разве вы не настоящая?
— Я-то настоящая. Потому мне все здесь так и нравится. Впрочем, уже второй час. Спать надо. А ваша туча и верно все на месте стоит. Только дышит.