Все было кончено. Через минуту снизу должен был донестись грохот металла, быть может крик товарища, зажатого на тормозной площадке, свет, вспыхнувший от удара цистерны…
Панин упал на колени. Рядом с его лицом мелькали колеса. Поняв, что ноги бессильны, Панин ждал теперь короткого интервала, чтобы подбросить башмак.
Колесо… Тележка…
Колесо… Тележка…
Скорость сжала интервалы. Над головой Панина несся сплошной железный борт копров. Блестел мокрый уголь. Вагоны были тяжелы — сильные рессоры лежали, распластавшись горизонтально.
Колесо… Тележка…
Колесо… Тележка…
Ни в какой инструкции не было, конечно, сказано, что башмачник, стоя на коленях, должен искать какой-то просвет между колесами. Если бы и судили кого-нибудь после аварии, то уж, конечно, не Панина. Впрочем, вряд ли в ту секунду Панин думал о последствиях. Вся его воля была собрана в кисти руки, зажавшей холодный башмак. Он видел только черные чугунные круги. Только светлую, тонкую дорожку, по которой, точно на цыпочках, с пугающей легкостью скользили колеса.
Когда подходил четвертый вагон, Панин понял, что интервала ждать нельзя. Тогда башмачник поступил так же просто, как проста и пряма была его жизнь. Он вытянул руку и, стараясь быть точным, опустил башмак на рельс…
…Боль в пальцах он почувствовал только в больнице и то после телефонного звонка, когда «сердцу стало легче, а руке и ломотно и жарко».
1936
Укладчики парашютов
Мы знаем и ценим соколиную смелость мастеров парашютного спорта. Мы гордимся теми, кто побеждает древнейшее человеческое чувство — чувство страха перед пространством. Но, отмечая волю и выдержку, радуясь вспышке шелка над головой смельчака, мы часто забываем о внимательных, осторожных руках, уложивших стропы и купол.
Есть специальности, лишенные внешнего блеска, о которых мало говорят и еще меньше пишут. В авиации к ним относятся мотористы, в парашютном спорте — укладчики.
В N-ской авиачасти таких укладчиков двое: бывший тракторист — механик Подпорин и харьковский столяр Соколов. В их заботливые руки вручена жизнь десятков товарищей, ибо каждый, кто отправляется в воздух, берет с собой парашют. Сверток шелка здесь обязателен, как противогаз в пехотных частях, как пробковый пояс во флоте. Одни прикрепляют ранец к спине, другие подвешивают парашют на грудь, третьи укладывают тугую пачку шелка на сиденье, и все, кто носит голубые петлицы, имеют и парашютный значок.
Здесь прыгают каждые сутки. На рассвете, ночью, днем, в снег, ветер, туман распахиваются над аэродромом белые купола. И каждый день Соколов и Подпорин раскладывают длинный стол, похожий на ромб с отпиленными концами. К этому столу привозят разбухшие пачки смятого шелка, лямок и строп — парашюты, сложенные наспех среди кустарника, на пашне или мокрой траве.
Каждый парашют имеет свой паспорт. В нем отмечаются не только прыжки, но и возраст шелка и срок перекладки. Пусть никто в течение месяца не прикладывается к красному кольцу — все равно на тридцатые сутки Соколов и Подпорин распотрошат парашют. Шелк мог отсыреть, слежаться под тяжестью летчика, резина — потерять эластичность. Нужно снова и снова проверять тонкую ткань, швы, крепление стропов, пружины, конусы, трос.
Многие парашюты знакомы укладчикам и без паспорта. Вот темно-зеленый зонт, на котором начальник парашютной группы Аминтаев с высоты семи тысяч шестисот двенадцати метров из тридцатипятиградусного мороза спустился в июньскую жару… Вот перкалевый парашют страстного любителя затяжных прыжков командира Байкалова. Этот купол уже не один раз стряхивало молниеносным рывком… Вот холодная, влажная ткань парашюта, только что проплывшего через грозовые облака.
Нужно просушить, расправить, проверить и снова сложить эти пачки. Сложить так, чтобы в любых условиях, на любой высоте парашют остановил стремительное падение человека.
Есть нерушимая система укладки, где всякая вольность и небрежность — тяжелое преступление. Сначала на дно ранца ложатся стропы — двадцать восемь шелковых нитей. Они укладываются плотно, но так, что любая из них легко отделяется от соседних. На стропы опускается сложенный купол. Он пушист, его складки наполнены воздухом, а весь распахнутый ранец похож на огромную коробку созревшего хлопка.
На купол Подпорин укладывает маленький вытяжной парашют. Составленный из пружин, он рвется из рук, точно голубь, и совсем как любитель голубиного спорта бережно зажимает его в ладонях Подпорин. Этот парашют вырвется первым и вытащит за собой огромный кремовый купол. Наконец, уже поверх шелка, закрытого чехлом, протягивается трос с тремя шпильками. На шпильках держится равновесие всей системы.