Знакомых среди гуляющей возле корпуса публики у Александра не было. Он вышел во двор, шум под окном мешал ему работать.
Гарбер стоял недалеко от парадного входа и неожиданно почувствовал на себе тот же взгляд, что и утром в кабинете. Он оглянулся. Ему не показалось. Это действительно была она. Зинаида стояла не одна, с ней был мужчина. Александр почувствовал, что где-то глубоко в нем пронесся ураган. Это длилось мгновение, но успело отнять у Гарбера столько сил, что ему тяжело было ступить и шаг.
В голубом платье с короткими рукавами Зинаида выглядела по-девичьи юной, гораздо моложе, чем днем в белом докторском халате. От нее исходил удивительный свет, и никто, кроме него, Александр был в том уверен, его не замечал. Но сейчас его занимало, кто этот молодой человек, с кем она стоит. Роман его наверняка должен знать. Роман, кажется, знает тут вообще всех. Но его не видно. Гарбер облегченно вздохнул, когда в молодом человеке узнал заместителя главного врача, кто вчера на встрече с вновь прибывшими курортниками изощрялся в остроумии, прибегая к избитым шуткам и остротам. Вероятно, они ведут серьезный разговор, или Зинаида уже настолько привыкла к одним и тем же заученным его шуткам, что не в силах заставить себя даже из любезности хотя бы раз улыбнуться.
Ровно сто ступеней насчитал Гарбер, спускаясь по лестнице к воротам. Другого выхода на близлежащую улицу здесь нет, и им не разминуться.
Александру трудно было поверить, что с ним могло такое случиться. Чтобы в свои сорок восемь лет он вдруг влюбился, как мальчишка. Не иначе как сегодня с ним происходит что-то весьма похожее на то, что с цветами в дендрарии у Черного моря, где несколько лет назад он был на экскурсии. Он тогда отдыхал в санатории на Южном берегу. Это была удивительная картина: в одно и то же мгновение, точно, как по часам, на закате солнца они все широко распустились и открыли сердцевину, до той минуты скрытую от глаз.
Такое чудо произошло сегодня и с ним. Та женщина, что еще сегодня утром не производила на него впечатления красавицы, теперь казалась ему чудом, какого он никогда до сих пор не встречал. Его любовь к ней — самое возвышенное и глубокое, что способен испытать человек.
«Но ведь она разведенная! Для тебя ведь этого довольно, чтобы считать виноватой женщину даже и в том случае, когда не муж, а она сама подает на развод, как то случилось у тебя с Наталией». Но Гарбер остался к этому глух. Он все время видел неоконченный рисунок, брошенный им на столе в палате. Не портрет похож на нее, а она на портрет, ибо только такой, как нарисовал, видит он мысленно ее перед собой.
Зинаида показалась на лестнице. Александр отошел от ворот и с дрожью в сердце прислушивался к стуку ее каблуков.
— Добрый вечер, Зинаида Игнатьевна.
— А, это вы, — непонятно было, действительно ли она его не сразу узнала. — Ну, как вам тут у нас отдыхается?
— Я нарисовал ваш портрет.
— Не поняла.
— Я вас сегодня нарисовал, — произнес он уже тверже.
И на этот раз его слова не совсем дошли до нее.
— Кого, скажите, вы нарисовали? — переспросила она тихо. — Меня? Не пойму, как вы могли меня рисовать, если я вам не позировала?
— По памяти.
— По памяти? — Зинаида не сводила с него удивленного взгляда.
Перед ней стоял не тот человек, которого сегодня утром видела она у себя в кабинете. Куда вдруг подевалась озорная, беспечная улыбка в его глазах, громкий звенящий смех? Ни следа мальчишества. Она увидела перед собой человека, всецело погруженного в себя. О чем он вдруг так задумался?
Приглядываясь к новому своему пациенту, Зинаида невольно сравнивала его с Поляковым. Профессор Борис Борисович Поляков старше ее года на два, а тот, кого видит сейчас перед собой, старше ее на целых двадцать лет. Но выглядит он, сказала бы она, моложе Бориса Борисовича. Она понимает, что их встреча — не случайность. Как странно. Первый раз Поляков тоже поджидал ее на этом же месте, у ворот. Неужели у них все повторится и он тоже скажет ей сейчас, что она ему нравится, что он готов ради нее бросить жену и ребенка? Если не одернуть его тут же на месте строго и решительно, он, как и Поляков, будет приставать к ней со своей любовью, преследовать ее. Зинаида не сомневалась, что у Бориса Борисовича это не было курортным увлечением. Он ее на самом деле любил, зато она не любила его. Он ей нравился, но любить его она не любила.
Борис это знал, во всяком случае догадывался. На каждом свидании она просила оставить ее в покое. Он ее не слушал. Кончилось тем, что однажды она вдруг получила письмо от его жены. Ей не хотелось гадать, кто мог дать знать жене Бориса, будто ей грозит опасность, что его доктор Зинаида Игнатьевна Телехова собирается отбить у нее мужа. Ясно, что написал кто-то из санатория.