Он вообще стал теперь гораздо разговорчивей — если вообще был в настроении говорить.
…Уже совсем рассветало, а Катинка все еще сидела у окна. Но пора и ей на покой.
В спальне было душно, Бай спал, сбросив с себя одеяло.
Если Хус приезжал к вечеру, они чаще всего сидели в беседке под бузиной.
Прибывал восьмичасовой поезд. Какой-нибудь крестьянин выбирался из вагона и, шагая по платформе, кланялся им.
Они выходили в сад. Вишневые деревья стояли в цвету. Белые лепестки сверкающим дождем осыпались на лужайку.
Они молча сидели и смотрели на белые деревья. Казалось, ласковое безмолвие вечера обволакивает все вокруг. Слышно было, как где-то в поселке хлопает дверь. За полями призывно мычали коровы.
Катинка рассказывала о своем родном городе.
О подругах, братьях и о старом доме, где было полно голубей.
— А потом, после смерти отца, мы переехали на другую квартиру — я и мама… Хорошее это было время… Ну, а потом я вышла замуж.
Хус смотрел, как вишневые лепестки легкими снежинками бесшумно опускаются на траву.
— Тора Берг — до чего ж она была веселая… Вечером, бывало, возвращается из гостей и бросает песок во все окна подряд, а за ней по пятам целый гарнизон…
Катинка помолчала.
— Она тоже вышла замуж, — сказала она. — Говорят, у нее полон дом детей…
По дороге прошел какой-то человек.
— Добрый вечер, — сказал он через плетень.
— Добрый вечер, Кристен Педер.
— Добрый вечер, — сказала Катинка.
— Да, — снова заговорила Катинка. — В последний раз я видела ее на моей свадьбе. Девушки пели, они стояли у органа, на хорах… Я так и вижу их сейчас перед собой — все лица, все до одного… А я плакала в три ручья…
Хус по-прежнему молчал, лица его она не видела. Он сидел, наклонившись, и что-то разглядывал на земле.
— Вот уже скоро одиннадцать лет, — сказала Катинка. — Как летит время…
— Для тех, кто счастлив, — сказал Хус, не поднимая головы.
Катинка расслышала не сразу. Потом его слова вдруг дошли до нее.
— Да, — сказала она, едва заметно вздрогнув. Потом, немного погодя, добавила:
— Здесь ведь мой дом. Они снова замолчали.
В сад вышел Бай. Его приближение слышно было еще издали. Очень уж он всегда шумел — а до его прихода в сумерках было тихо-тихо.
— Я принесу стаканы, — сказала Катинка.
— Хороший вечер, — сказал Бай. — Приятно посидеть на свежем воздухе…
Катинка принесла графин и стаканы.
— А у меня были гости, — сказал Бай.
— Кто же это?
— Фрекен Ида. Она собирается уезжать…
— Как? Почему Ида?
— Очень просто. — Бай рассмеялся. — Фрекен Луиса сдалась… Теперь все ставки на лошадку порезвее. Она уезжает на все лето. М-м-м-да, может, хоть одной повезет… — Бай помолчал. — Черт побери, такую девицу грех не выдать замуж…
Бай часто заводил разговор о браке и супружеской жизни. Он любил пофилософствовать на эту тему.
— Разве я по доброй воле пошел в начальники станции, — говорил он. — Но лейтенанту жениться не по карману… Что делать, черт возьми, девицы должны идти под венец… А там, глядишь, и привыкнут друг к другу, — общий дом, общий кров, а там и дети пойдут…
— У большинства, — закончил Бай с легким вздохом. Помолчали. В беседке стало совсем темно.
Шел конец июня.
— Что-то моя прелесть нынче бледная, — говорила Агнес Линде, приходя на станцию.
— Должно быть, я плохо переношу жару, — отвечала Катинка. В ней поселилась какая-то тревога, она то и дело бралась за какую-нибудь работу, ничего не доводила до конца и все бродила с места на место как потерянная.
Но чаще всего она сидела у реки с Агнес. Смотрела вдаль, на луга, и слушала одну и ту лее историю.
У Агнес Линде становился совсем другой — ласковый — голос, когда она говорила о «нем».
Она так и звала его — «он».
Катинка смотрела на Агнес — как та сидит, наклонив голову, и улыбается.
— И мы еще хнычем, негодники, — говорила Агнес, — оттого что все идет так, а не иначе, а может, это вообще лучшее, что нам дано в жизни…
— Да, — говорила Катинка и продолжала смотреть на Агнес.
Если Агнес Линде не приходила на станцию, Катинка сама шла в пасторскую усадьбу. Теперь ей просто недоставало рассказов Агнес.
Там она встречала и Андерсена. Видела их вместе. Его и Агнес.
Они играли в крокет на большой площадке, а Катинка стояла и смотрела. Смотрела на них — на двоих, что любят друг друга.
Она слушала их и смотрела на них с любопытством — почти как на чудо.
Однажды, возвращаясь из пасторской усадьбы домой, она расплакалась.