Хус и Катинка вышли на площадь. Начало смеркаться, зазывалы с упорством отчаяния наперебой старались перекричать друг друга с подмостков.
— По сниженной цене, любезная дама, по сниженной цене, — приглашал профессор Катинку, отирая пот «волшебным платком», — всего двадцать эре на двоих, заходите с сердечным дружком…
Катинка ускорила шаги. Бай с трудом их нагнал.
Толпа заметно повеселела. Пошатывающиеся мужчины с пением вклинивались в девичьи цепочки, и те с визгом рассыпались, у палаток стали миловаться парочки.
Громкий шум доносился из трактира и от жаровни черноглазой, где, кроме вафель, продавался уже и коньяк.
Прихрамывая, проковыляли три полицейских сержанта с палками. Это были инвалиды, получившие легкие ранения на войне, — надзирая за порядком, они держались вместе. Покрывая общий гул, из-за палаток и в толпе по временам раздавался вдруг пронзительный свист гимназистов.
Катинка с Хусом шли от палатки к палатке, де Аая покупки, а сумерки тем временем все сгущались.
В палатках уже зажгли фонари — они бросали скупой свет на пряничные сердечки и коврижки. Торговки за высокими стойками натирали коврижки ладонью, чтобы те блестели, и на длинном лотке подавали их Хусу и Катинке.
Бай присоединился к жене и Хусу и тоже стал делать покупки.
Хус подарил Катинке маленький японский поднос. Она подарила ему медовую коврижку.
— Что же это ты, — сказал Бай. — Даришь Хусу коврижку… Подарила бы пряничное сердце… Хозяюшка! — крикнул он. — Дайте-ка нам пряничное сердце…
— Пожалуйста, сударь, вот сердце… и со стихами…
— Бай… — сказала Катинка.
— Сейчас хлынет дождь, — произнес Хус за их спиной.
— Черт побери! — Бай отошел от прилавка. Упали первые капли.
— Будет проливень, — сказал Бай.
— Можно укрыться в панораме, — сказал Хус.
— Правда. — Катинка взяла Бая под руку. — Пойдемте, — сказала она.
Толпа разбегалась по палаткам. Женщины и девушки прикрывали головы подолами и натягивали на новенькие шляпки носовые платки.
— Аи-аи, — сказал Бай, — гляньте-ка, нижние юбки стали верхними.
Девушки толпились под навесами, выставив наружу синие чулки и шерстяные нижние юбки.
Торговцы волокли под крышу свой товар, ругаясь на чем свет стоит. Гимназисты с криками выбегали из-под навеса и мокли под дождем.
— Вот мы и пришли, — сказала Катинка.
— Вся Италия, господа, за пятьдесят эре. — Хозяин говорил простуженным голосом, — его шея была обмотана шерстяными платками. — Милости прошу, можно обойти три раза…
— Как хлещет, — сказала Катинка. Она стояла под навесом у входа и, вздрагивая, выглядывала на улицу.
Дождь лил как из ведра. Площадь наполовину затопило водой. Трое блюстителей порядка, прихрамывая, бегали под зонтами, прилаживая сточные желоба.
Под навесами и в дверях толпились промокшие женщины, — вид у них был помятый.
В панораме было безлюдно и очень тихо. Только по крыше однообразно и громко стучал дождь. Стало прохладно.
После уличной сутолоки Катинка облегченно вздохнула.
— Как хорошо, — сказала она.
— Какой-то вид, — сказал Бай, заглядывая в глазок. — И вода, — сказал он и ушел. Он предпочитал попытать счастья у входа в панораму — вдруг удастся что-нибудь рассмотреть под шерстяными нижними юбками.
Катинка осталась на прежнем месте. Ей было так хорошо сидеть здесь вдвоем с Хусом, в тишине, нарушаемой только шумом дождя.
— Музыка больше не играет, — сказала она.
— Да, из-за дождя…
Оба прислушались к стуку капель.
— А какой был шум, — сказала она.
Катинка еще долго сидела бы так, тихо, прислушиваясь к дождю, но все-таки она встала.
— Значит, здесь Италия, — сказала она.
— Он так говорит.
Она заглянула в один из глазков.
— Да, — сказала она. — Италия.
Картины были освещены искусственным светом и переливались яркими красками.
— Как красиво…
— Это залив, — сказал Хус, — у Неаполя.
Картина была не такая уж плохая. Залив, берег и город искрились в солнечных лучах. По синей глади волн плыли лодочки.
— Неаполь, — тихо повторила Катинка.
Она продолжала смотреть в глазок. Хус смотрел через соседний глазок на ту же картину.
— Вы были там?
— Да, прожил два месяца.
— Поплыть бы туда на лодке, — сказала Катинка.
— Да, в Сорренто…
— Сорренто. — Катинка негромко, с расстановкой повторила незнакомое название.
— Да, — сказала она, — уехать.