— Вас куда пошлют? — спросила она.
— Второй бастион, — торопливо ответил он и залился краской и больше ничего не добавил. Некоторое время они шли молча, потом он вдруг произнес два раза подряд, не глядя на нее:
— Не успеешь оглянуться — и ты уже под огнем… Не успеешь оглянуться…
Тине взбежала по ступенькам своего крыльца, Аппель отправился в обратный путь по переулку, мимо трактира. Ему никого не хотелось видеть, ему хотелось побыть одному, он был не уверен в себе и начал расхаживать взад и вперед на небольшом отрезке улицы, между маленькими домишками, словно задался целью измерить этот отрезов шагами, а про себя он думал только одно: вот, вот оно начинается, огонь, огонь, — это слово не шло у него из головы.
Тине вошла в комнату, где было полно офицеров, — как и в лесничестве. Даже в гостиной — дверь была распахнута — лежали на постелях несколько капитанов в расстегнутых мундирах.
Мадам Бэллинг мыла на кухне посуду. Вид у нее был совсем измученный. Вокруг глаз обозначилось множество мелких морщинок. Она вела неустанную борьбу со «всей этой грязью», а грязь была и на полу — от сапог, и на стенах — от шинелей, и на столах — от трубок, — словом, во всех углах.
— Для нас самих уже и места не осталось, — сказала она. — Но жаловаться нельзя, нет, нет, никак нельзя жаловаться.
Мадам Бэллинг присела и снова вскочила. Ей вспомнилось, что она кое-что припасла для лесничего:
— Сегодня он вернется домой, сегодня он вернется домой…
Ради этого Тине, собственно говоря, и явилась. Она знала, что мадам Бэллинг всегда приготовит что-нибудь сверх обычного меню, если лесничего ждут на побывку; а в лесничестве при таком огромном постое просто минуты свободной не улучить для всяких разносолов.
Мать принесла мисочку.
— Только здесь очень мало, — пожаловалась она. — А из чего готовить-то? Из чего готовить, доченька? А Бэллинг, а Бэллинг? — Мадам теперь все повторяла по два раза — следствие некоторой мозговой усталости. — Загляни к нему, доченька, загляни к нему.
Старый Бэллинг сидел у окна в спальне — единственной комнате, которую старики сохранили для себя. Он так и не оправился после ночи на шестое, казалось, он волочит правую ногу, да и правое веко не хотело как следует подниматься.
Тине присела, держа на коленях заветную мисочку с угощением для лесничего.
— Ну как там дела? — спросил старый Бэллинг. Даже язык у него двигался с заметным трудом.
Тине начала веселым голосом рассказывать отцу, что и как, а сама тем временем поплотней укутала его ноги.
— Чтоб тебе не было холодно, — объяснила она. — Придерживай одеяло, вот и все.
И продолжала рассказывать.
В соседних комнатах начались сборы, поднялся ужасный шум по всему дому.
— Они уходят, отец, — шепнула Тине прямо на ухо старому Бэллингу.
Но Бэллинг ее больше не слушал, он только повторял, тяжело ворочая языком:
— Да, да, а чем все это кончится? — и глядел на Тине ничего не выражающими глазами.
Тине встала, погладила его по голове, улыбнулась:
— Ничего, отец, может, все еще кончится хорошо. Нельзя же терять надежду.
Тине вышла на крыльцо. Перед трактиром толпилось множество солдат — они в последнюю минуту запасались табаком и наполняли фляжки. Отовсюду, из-за всех заборов, со всех дворов, стекались солдаты, и над полями разносились призывные звуки трубы.
Возле Кузнецова поля тоже собрались солдаты. Ветер колыхал зеленые волны ржи, а зрители обсуждали виды на урожай.
— Хорошая здесь земля, — сказал один задумчиво.
— Да-а-а, — протянул другой.
— Нет, уж такой благодатной земли, как у нас в Лолланде, вы здесь не найдете, — так же протяжно возразил третий.
— Да, такой, как в Лолланде вы здесь не найдете, — подтвердили остальные и замолкли, опершись на ружейные приклады и созерцая зеленую ниву.
— До свиданья, мама, — крикнула Тине матери, заглянув в сенцы.
— До свиданья. Тине, кланяйся господину лесничему, — крикнула мадам Бэллинг, выглядывая из дверей.
Тине пересекла площадь, здороваясь и прощаясь то с одним, то с другим: по меньшей мере половину собравшихся она знала в лицо. По дороге мимо нее проходила одна часть за другой, из лесничества доносилось бряцанье прикладов, крики офицеров, мерный солдатский шаг.
Во дворе лесничества было уже совсем пусто. Тине обошла дом и растворила окна в прокуренных комнатах. Еще надо было застелить постель лесничего. С улицы послышались слова команды, солдаты запели.