Около тысячи лет назад Япония, воспринявшая на свой лад танскую культуру [94], создала великолепную культуру Хэйана. Рождение в японцах чувства прекрасного — такое же необыкновенное чудо, как описанная выше глициния. В поэзии первая императорская антология стихов «Кокинсю» появилась в 905 г. В прозе шедевры японской классической литературы появились в X–XI вв.: «Исэ-моногатари» (X век), «Гэндзи-моногатари» Мурасаки Сикибу (970 — 1002); «Макура-но соси» («Записки у изголовья») Сэй Сёнагон (966 — 1017, по последним данным).
В эпоху Хэйан была заложена традиция прекрасного, которая не только в течение восьми веков влияла на последующую литературу, но и определила ее характер [95]. «Гэндзи-моногатари» — вершина японской прозы всех времен. До сих пор нет ничего ей подобного. Теперь уже и за границей многие называют мировым чудом то, что уже в X веке появилось столь замечательное и столь современное по духу произведение. В детстве я не очень хорошо знал древний язык, но все же читал хэйанскую литературу. Видимо, тогда-то и запала мне в душу эта повесть. С тех пор как появилось это произведение на свет, японская литература все время тяготела к нему. Сколько было за эти века подражаний! Все виды искусства, начиная от прикладного и кончая искусством планировки садов, о поэзии и говорить нечего, находили в «Гэндзи» источник красоты.
Мурасаки Сикибу, Сэй Сёнагон, Идзуми Сикибу (979 г. — ?), Акадзомэ Эмон (957 — 1041) и другие знаменитые поэтессы — все они были придворными дамами. Хэйанская культура была культурой двора. Отсюда ее женственность. Время «Гэндзи-моногатари» и «Макура но соси» — время наивысшего расцвета этой культуры. От вершины зрелости она клонилась уже к закату. В ней сквозила печаль, которая предвещала конец славы. Это была пора цветения придворной культуры Японии.
В скором времени императорский двор настолько обессилел, что власть от аристократов (кугэ) перешла к воинам — самураям (буси). Начался период Камакура (1192–1333). Государственное правление самураев продолжалось около семи столетий, до начала Мэйдзи (1868).
Однако ни императорская система, ни придворная культура не исчезли бесследно. В начале периода Камакура была составлена еще одна антология стихов — «Новая Кокинсю» (1205), которая развивала законы поэтического мастерства хэйанскон «Кокинсю». Есть, конечно, и в ней увлечение игрословием, но главное в духе ёэн, югэн, ёдзё [96], в иллюзии чувств, сближающей ее с современной символической поэзией. Поэт Сайгё-хоси (1118–1190) соединил обе эпохи — Хэйан и Камакура.
Это стихи из «Кокинсю», поэтессы Оно-но Комати. И хотя это стихи о снах, они навеяны реальностью. Поэзия же, появившаяся после «Новой Кокинсю», и вовсе близка натуре.
а это конец Камакура, стихи императрицы Эйфуку (1271–1342). Воплощая присущую японцам утонченную печаль, они звучат, по-моему, очень современно.
Монах Догэн, написавший «Чистый и холодный снег — зимой», и мудрец Мёэ, сочинивший стих «Провожающая меня зимняя луна», — оба они принадлежат к эпохе «Новой Кокипсю».
Мёэ и Сайге обменивались стихами, говорили о поэзии: «Каждый раз, когда приходил монах Сайге, он начинал рассуждать о стихах. Он говорил: у меня свой взгляд на поэзию, отличный от других. Хотя и я воспеваю цветы, кукушку, луну — словом, все явления этого мира, но, в сущности, все это одна видимость, которая застит глаза и заполняет уши. Стихи, которые мы сочиняем, разве это истинные слова? Когда пишешь о цветах, ведь не думаешь, что это на самом деле цветы. Когда пишешь о луне, не думаешь о луне. Мы создаем только подобие, что нам хочется, к чему нас влечет. Упадет красная радуга, и кажется, что бесцветное небо окрасилось. Засветит белое солнце, и пустое небо озаряется. Но ведь небо само по себе не окрашивается и само по себе не озаряется. Вот и мы в душе своей, подобной этому небу, окрашиваем разные вещи в разные цвета, не оставляя следов. Но только такая поэзия и способна воплотить истину Будды» (из «Биографии Мёэ», его ученика Тэйси Кикай).
В этих словах угадывается японская, вернее восточная, идея «пустоты», «небытия». И в моих рассказах находят «небытие». Но это совсем не то, что называется нигилизмом на Западе [98]. По-моему, сами основы наших душевных устройств различны.
Сезонные стихи Догэна, озаглавленные «Изначальный образ», воспевающие красоту четырех времен года, и есть дзэн.
Словарь японских слов, встречающихся в тексте
Варадзи— соломенные сандалии.
Тэта — японская национальная обувь в виде деревянной дощечки на двух поперечных подставках.
Дзабутон — плоская подушечка для сидения на полу.
Дзё— мера длины, равная 3,8 м.
Дзори— сандалии из соломы или бамбука.
Какэмоно — картина или каллиграфическая надпись, выполненная на полосе шелка или бумаги.
Касури — хлопчатобумажная ткань.
Кимоно — японская национальная одежда.
Котацу— прямоугольная жаровня, вделанная в углубление в полу и накрываемая одеялом.
Кэн— мера длины, равная 1,8 м.
Мидзуя— комната для мытья чайной утвари в чайном павильоне.
Оби— длинный широкий пояс на женском кимоно.
Ри— мера длины, равная 3,9 км.
Сакэ — японская рисовая водка.
Сёдзи — раздвижная стена в японском доме.
Сун— мера длины, равная 3 см.
Сэн— мелкая денежная единица, сотая часть иены.
Сяку— мера длины, равная 30,3 см.
Сямисэн — трехструнный щипковый инструмент.
Таби — японские носки с отделением для большого пальца.
Тан — мера длины, равная 10,6 м.
Танка — японское пятистишие.
Татами — плетеные циновки стандартного размера (примерно 1,5 кв. м), которыми застилаются полы в японском доме; числом татами определяется площадь жилых помещений.
Те— мера длины, равная примерно 110 м.
Токонома — ниша в японском доме, обычно украшаемая картиной или свитком с каллиграфической надписью, вазой с цветами.
Фурисодэ — кимоно с длинными рукавами.
Фуросики— квадратный платок, в котором носят мелкие вещи, книги и т. п.
Фусума — раздвижные деревянные рамы, оклеенные с обеих сторон плотной бумагой. Служат внутренними перегородками в японском доме.
Хайку (хокку) — японское трехстишие.
Хакама— широкие штаны, заложенные у пояса в глубокие складки.
Хаори— накидка, принадлежность парадного (мужского и женского) костюма.
Хибати — жаровня: деревянный, металлический или фарфоровый сосуд с золой, поверх которой укладывается горящий древесный уголь.
Юката— ночное кимоно.
95
Кавабата Ясунари все время говорит о «Нихон но би» — о «красоте Японии», имея в виду обостренное чувство прекрасного, умение извлекать красоту из любого явления жизни, поклонение красоте в любых ее проявлениях. Этот своеобразный эстетизм — одно из свойств национального характера японцев.
96
Ёэн — очаровательный, обворожительный; югэн — таинственное, сокровенное — скрытая суть вещей, которую призвано выявлять искусство; ёдзё — недосказанность, то, что подразумевается, то, что «за словами» — та же скрытая суть вещей. Все это основные категории японской эстетики.
98
«Ничто» (или «небытие») — с точки зрения восточного миросозерцания нечто противоположное нашему пониманию. «Ничто» — это целостность мира, из которого все рождается и куда все возвращается. Реальный мир есть лишь манифестация этого всеобщего «ничто», его частное, зыбкое выражение.