И в один прекрасный день просветительская вылазка адвоката Гавласа приняла именно такой оборот. Обрисовав положение с раздачей патентов, изложив события в связи с трактиром Морица Абелеса, историю с трактиром Минарика, он предложил вниманию присутствующих еще один факт: вытащив из кармана газету социал-демократической партии и найдя нужную страницу, он зачитал резолюцию, принятую общим съездом партии:
— «Алкоголь вредно отражается на здоровье и физическом состоянии рабочих; а это означает, что снижается их работоспособность и готовность к борьбе… Коль скоро рабочий класс ставит своей целью в условиях господствующего общественного режима завоевать себе надлежащие экономические, культурные и политические позиции, а также для того, чтобы новый общественный порядок стоял прочно, рабочему классу прежде всего необходимо избавиться от болезни и дурмана алкоголизма…»
Люди слушали и пытались понять мудреный язык резолюции. Безуспешно. Только из группы рабочих кто-то выкрикнул:
— От господ! От господ надо избавиться! Им нужны эти трактиры, чтобы отравлять нас!
Остальные рабочие поддержали и зашумели все разом:
— Правда… от господ!
Крестьяне молчали. Они не могли взять в толк, что разговор перешел в другую плоскость, хотя и тесно связанную с вопросом об алкоголизме. А рабочие кричали:
— Все из нас кровь пьют! Только на словах хороши…
— Все они прохвосты, эти господа!
— Какие налоги дерут! — наконец ввернул, запинаясь, один из натерпевшихся беды мужиков, но тут же съежился и поспешил спрятаться в толпе, словно испугался собственных слов. Но мужиков эта реплика подбодрила, они подхватили:
— И верно!
— Верно!
Гавлас в отчаянье развел руками, на его лице появилось растерянное выражение.
— Но, граждане! Не о том речь! Я вам про воз, а вы мне про коз!
— Как так? Вы о трактирах, которые открывают господа, а мы о тех же господах, — рассудительно заметил один из остравских рабочих.
Нашла коса на камень. Кое-кто от души рассмеялся. Однако Гавлас выпрямился, откашлялся и звонким голосом попытался перекрыть шум:
— Так нельзя, люди добрые! Так нельзя… На это есть свои законы. Но мы все-таки пошлем в Прагу, в высшие инстанции, петицию, чтобы там обратили внимание на наше бедствие, чтобы разобрались, кто и каким образом получает у нас право на трактир… и что из всего этого следует.
Этим он многих сбил с толку, люди закричали:
— Правильно, пускай посмотрят, что тут творится! Пускай наведут порядок!
— А то совсем житья нет!
Рабочие недовольно загудели и, отпустив еще несколько колких замечаний, разошлись.
На этом все кончилось. Гавлас писал в «Вестнике» о собраниях деревенского люда, выступающего против предоставления трактирных патентов. Призывал министерство здравоохранения, социального обеспечения, народного просвещения и руководство различных культурно-благотворительных обществ к исправлению создавшегося положения. Обращался к руководящим государственным деятелям со слезными просьбами вмешаться и не допустить экономического и культурного упадка целого края.
Кое-где призывы адвоката Гавласа были услышаны. Санитарная экспедиция Красного креста по окончании своих лекционных поездок подала удручающий отчет о положении в области, и Красный Крест принял решение распространить анкету о безотлагательной помощи населению. Эта затея, однако, не принесла ни малейшей пользы и лопнула, как всякий мыльный пузырь празднословия. А отдельные министерства, которых непосредственно касалось это дело, ответили на наивную доверчивость Гавласа так, как она того заслуживала, — полным молчанием.
Да и неудивительно. У кабинета министров и министров по народнохозяйственным делам и без того хватало забот. Кризис охватил все отрасли хозяйства, и каждая избирала свой собственный метод оздоровления. Выдвигались новые требования, разрабатывались проекты новых законов, которые должны были ценой новых тягот, взваленных на плечи городской и деревенской бедноты, сохранить миллионные прибыли промышленникам и крупным землевладельцам.