— Что это? Не впускают нас?
— Почему закрываете?
Сторож не отвечал. За воротами мелькнуло и исчезло несколько серых мундиров. Стало тихо. Только слышалось, как то один, то другой крестьянин хлопал вожжой. Потом мужики соскочили с возов и, сбившись в кучки, стали советоваться.
В сыром воздухе чувствовалась тревога.
— Что делать?
— Видать, домой ворочаться, — предложил Лепко, который и приехал-то только для того, чтобы его не называли предателем. — Чего мы тут добьемся, перед запертыми воротами?
— И думать не смей! — вспылил Кмошко. — Посмотрим еще, чего мы добьемся! Будем ждать хоть до вечера. Корм для волов-то мы захватили…
— Пошлем депутацию, — предложил потом кто-то, и все его поддержали.
— Пусть идут Ратай, Звара и…
— Не меньше четырех!
Депутация направилась к воротам, но те стояли запертые, сторож скрылся в своей будке и даже не отзывался на оклики.
— Шли бы вы лучше домой! — посоветовал из-за ворот кто-то из полицейских.
Депутаты вернулись к возам, и вся толпа долго недовольно шумела.
Время, полное возбужденного ожидания, истекало по минутам. Волы и коровы принялись за свою жвачку. Казалось, вместе с этими возами остановилось все — словно чья-то тяжелая рука легла на пульс жизни.
— Что же дальше-то? — спросил Петер отца.
Старый Звара только плечами пожал.
Дорога была запружена возами, оставался лишь узенький проезд, по которому еле-еле могли протиснуться автомобиль или телега.
Вдруг в самом конце этого проезда раздался крик. Все полезли на ступицы колес, кое-кто и вовсе на воз взобрался, другие побежали в ту сторону смотреть, что там.
— Осади назад! — слышались голоса.
— Не пропустим!
На большом возу, высоко груженном свеклой, стоял Вендель Балент и растерянно разводил руками.
— И как ты сумел? — огорченно воскликнул Кмошко. — Ведь в полях при свекле забастовочные пикеты!
— А я не с поля везу, из имения… В субботу вечером загрузили, только не успел я тогда свезти… Отец пошел на поле…
— Ничего он там не сделает. Да и ты тоже. Поворачивай назад — а то стой здесь. Дальше мы тебя не пустим.
— Постыдился бы, садовая голова. Все бастуют…
Вендель повернул и медленно поехал обратно.
Пока Кмошко с другими не пускали Венделя, подобный же случай произошел у заводских ворот. И с той стороны подъехали два воза из какого-то имения.
— Никого не пускайте!
— Заворачивай их!
Но было поздно. Сторож, осмелевший в присутствии полиции, открыл ворота и впустил эти возы во двор.
— Давай за ними!
— Но! Но!
Защелкала ременная упряжь. Крестьянские возы как по команде разом двинулись в два ряда к воротам. Часть их уже въехала во двор, другие протиснулись в ворота, остальные наседали следом. Они двигались тесно друг за другом, будто сцепившись оглоблями.
— Стой!
Четверо полицейских преградили им путь, отрезали их от двух первых возов из имения.
Момент становился опасным.
— Назад! За ворота!
Но как это сделать?
С улицы донесся взрыв криков:
— Сюда! К воротам!
— Хорошо, что пришли!
Это с другой стороны по шоссе подъезжали на демонстрацию со свеклой крестьяне из других деревень. Широкое пространство перед заводом заполнили возы. Хлопанье ременных вожжей, скрип колес, крики… Глаза, удивленные непривычным зрелищем, полные ожидания, неуверенные жесты людей, которых согнала сюда какая-то сила и оставила их тут в неопределенности.
С башенных часов посыпались гулкие удары.
— Полдень, — протянул кто-то разочарованно. — Зря тут торчим.
Стали отпрягать, кормить волов. Кое-кто вынул из карманов краюхи белого хлеба, сало, истово разрезали, жевали, набив рот. Они были тихи, эти люди, и немножко расстроены, они отчужденно поглядывали на зевак, которых нагнал сюда обеденный перерыв; поднимали глаза к верхушкам кленов, словно обагренным кровью, к телеграфным столбам и проводам, опутавшим весь город.
Да, они видели эти провода, и птиц, что садились на них, но не могли они слышать, не могли уловить слова директора завода, которые летели по этим проводам в районную управу. Над головами демонстрантов летели слова заговора против них.
— Пришлите подкрепление! Они прорвались в ворота… Что? Ах, так! Нет, пока они спокойны, но может стать хуже… У вас никого нет? Черт возьми! Где же все?..
В районной управе не знали, что делать. Послать было некого. Весь район объят пожаром забастовки. Во все деревни разосланы наряды полиции, они патрулировали по всем дорогам, обходили имения. А те полицейские, которые дежурили во дворе управы, только что были брошены разгонять демонстрацию батраков, к которым присоединились городские безработные. Положение самой управы становилось угрожающим; камни, палки, обломки кирпичей, гневные выкрики — все это обрушилось на ворота управы.