Некогда мне было раздумывать над воспитательными мерами, и я ограничился пустыми угрозами. Поскорей на другой конец деревни! Как можно скорей туда, где уже стояли нетерпеливые добровольцы, в цветах, окруженные стариками, женщинами и детьми. Не ждите, что я их всех по имени назову. Адам здорово поработал прошлую ночь! Я заметил там и таких, кого мы даже не знали толком, а о тех, кто в вашей хронике уже упоминался, — о них и говорить нечего. Я никогда не сомневался, что они выполнят свой долг.
Первым делом я наткнулся в этой сутолоке как раз на Стрменя, отца Мишко. Он стоял несколько поодаль и глазел на всех, разинув рот от любопытства.
— Ну как, сосед? Ваш Мишко уже устраивает революцию в Гроне… а вы?
— Что я? — нехотя отозвался Стрмень. — Упаси нас боже от всякой беды. А Мишко, если это… задница у него чешется, свое получит.
За поворотом дороги послышался треск мотоцикла. Хотел бы я, чтобы вы поняли, как у каждого из нас в ушах раздался этот треск! Кто это?
Слава богу, это оказался тот, кого мы ожидали еще позапрошлой ночью, без чьего согласия не хотели что-либо предпринять. Лексо Безак.
Он остановил мотоцикл прямо около собравшихся.
Как мне изобразить то, что тогда произошло, если вас там не было?
Не знаю, счел ли нужным Безак, увидев мужчин, стоявших в строю и готовых в путь, торжественно отметить эту историческую минуту, или он думал, что времени еще хватит — но он просто соскочил с мотоцикла, поднял обе руки и произнес:
— Товарищи! Граждане и гражданки! День свободы, которого мы так долго ожидали, подступает…
— Э, да брось ты свои речи!
На него посыпались цветы, ему подносили букеты, и все восторженно кричали:
— Да здравствует свобода!
— Да здравствует товарищ Безак!
— Слава!
— Веди нас! Хотим в бой!
Тут Безак взмахом руки как бы подчеркнул все эти возгласы, точно подвел итог колонке цифр при подсчете, и сказал:
— Знаю, товарищи, знаю. Слов не нужно. Дело теперь вот в чем…
Но все и так поняли, в чем дело. Все закричали:
— Поскорее в казармы!
— Оружия! Оружия!
— Реквизировать автомашины!
— А то… хоть и пешком!
Одному богу известно, как сюда попала старая Побишка. Она топталась около добровольцев, дергала их за рукава и всхлипывала:
— Деточки мои милые… Что же нас ожидает? Ай-ай! Мой Матько, дитятко мое несчастное…
— Не плачьте, тетушка, мы и за него… и за вас, — сказал ей один из парней.
Вдруг откуда ни возьмись — связной из города.
— Что тут у вас? Вы готовы?
Вилы тебе в бок! Да ведь это знакомый — наш мельник! Не успел и пыль мучную стереть под носом, даже шапку не отряхнул, а — посмотрите-ка на него! — бегает по всей округе и собирает людей. Я был уверен, что в спешке он позабыл спустить воду в запруде и мельница у него вертится вхолостую.
— Посылайте сюда автомашины! — кричали парни. — Мы к партизанам хотим!
Было бы лишним, полагаю, поминать о подробностях. И хотя я знаю, что на их фоне вы могли бы представить все яснее, я не хочу тормозить свой рассказ. И без того было вдоволь происшествий, которые сами просятся в хронику.
Я видел, как Безак советовался с мельником и с Адамом Панчиком, видел, как он снова сел на свой мотоцикл, сказав при этом:
— Добрые люди, подождите еще немного…
И — только пыль столбом — укатил в город.
Когда он вернулся, мы облепили его как мухи. Можете себе представить наше любопытство, можете себе представить нетерпение добровольцев, которые считали, что стоит только построиться на шоссе — и все будет в порядке. Послушайте же, с чем приехал Безак.
— Потерпите, товарищи, — сказал он, — нам вышлют автобус. А пока, чтобы знать, кто куда пойдет, сделаем вот так…
Стали распределять добровольцев. Подумайте, как разочаровались некоторые. Все жаждали попасть только к партизанам, готовы были идти в огонь и в воду с этими чародеями, надеясь согреть собственное сердце возле их великой славы. Безак-то — эхе-хе! — и говорит:
— Бойцы от двадцати до сорока лет — направо! Парни до двадцати и мужчины старше сорока — налево!
Пока они делились надвое, я вдруг заметил, что к нам спешит Матуш Трчка. Эх, Матуш! Хороший он был парень! Что, бывало, задумает, то и сделает.
Вот он подошел к Безаку и, слышу, спрашивает:
— Куда мне стать?
— Становись к солдатам, Матуш… сюда! — требовал кто-то, показывая направо.
— Куда? Призывали его, а врачебная комиссия переосвидетельствовала и отпустила… Не знаешь, что ли? — кричали другие.