Вот как отвечал староста. Он держался вполне разумно. Даже не счел нужным поблагодарить граждан за доверие, отдал государственную печать в руки Безака и пригласил нотариуса показать книги и проверить счета.
Нотариус был человеком другого склада, его-то мы хорошо знали. Он давно уже понимал, на чем мир держится, и во время совместных развлечений в лесу с одинаковым удовольствием проглатывал и антиправительственные речи, и горячую живанку.
Поэтому Безак мог сказать:
— Ладно. Книги и счета поглядим, когда время выпадет. А сейчас надо каждому знать, что с этого дня шесть членов местного Национального комитета берут на себя власть в общине и что председателем предлагается товарищ Валер Урбан.
Вот с таким-то известием и с таким предложением вышел затем Безак на балкон управы. Разумеется, все согласились.
И уже послышались возгласы:
— Да здравствует Национальный комитет!
— Так покажитесь нам!
— Хотим послушать Валера Урбана!
Втиснуться всем шестерым на балкон было трудно. Туда вытолкнули Валера, а остальные смущенно топтались у дверей, пересмеивались и кивали людям, которые все еще кричали приветствия.
— Валер, скажи что-нибудь, — предложил Дежо Сламка новому председателю.
Надеюсь, вы познакомитесь с Валером Урбаном. Он уже не живет здесь с тех пор, как стал где-то секретарем; и думаю, что он хорошо работает на своем ответственном посту. Он знает жизнь, все испытал на собственной шкуре, а потому не в его привычках бросать слова на ветер.
Ему, однако, в тот раз не удалось отвертеться и волей-неволей пришлось заговорить.
Как сейчас вижу — вынул Валер из кармана носовой платок, громко высморкался и затем сказал:
— Товарищи! Граждане! В очень трудное и тяжелое время берем мы на себя громадную ответственность. Любой из нас понимает, куда бы мы зашли, если бы не выступили открыто против правительства. Что нам приказывало это самое правительство? Слушаться немцев. А что немцы делают? Они хозяйничают у нас, как у себя дома. Они сводят наши леса, опустошают рудники… народ грабят; ради их выгоды льется кровь наших сыновей. Они душат русских, чехов, сербов, поляков — одним словом… все славянские народы. А что мы? Разве мы — сукины дети, спрашиваю я вас?
— Верно! Правду говорит! — раздавались голоса.
— Да здравствуют русские!
— Продолжай, Валер! — восклицали мужчины.
— Правительство нам говорило: «Сидите тихо, какое вам дело до других и до того, что с ними вытворяют, радуйтесь, что вам хорошо». Какие же это, к черту, христианские принципы? Долой политику сытого брюха! Это политика тех, кто всегда выше чести народа, выше свободы трудящихся и справедливых порядков ставил свое брюхо и тугую мошну… Они не постыдятся изменить брату славянину!
Мы разинули рты. Откуда что у него взялось? Валер так еще никогда не разговаривал.
— Товарищи! Красная Армия стоит у самой нашей границы. Честь словацкого народа требует, чтобы мы… против воли всяких толстосумов…
Закончить речь ему не дали. Его слова затерялись в восторженных возгласах:
— Слава Красной Армии!
— Бей швабов!
— Долой войну!.. Да здравствует свобода!
Господи боже! Как все изменилось! Еще минуту назад вон там стоял староста Шимчик — и его уже нет, минуту назад его печать имела силу — теперь она недействительна. И тогда, помнится, пришло мне на ум, что ей место в музее, который следует основать, чтобы напоминать о тех временах, когда ложь и измена немногих значили больше, чем правда и свобода для всех.
Но ошибутся те, кто подумает, что в тот день настало время для речей. После Валера не выступил ни второй, ни третий оратор и вообще никто из шести членов комитета, так как то, что добавил Безак, оказалось совсем из другой песни. Какие еще разговоры! Какие еще красивые фразы!
— Теперь главное: навести порядок. Пусть никто не валяет дурака и не вставляет нам палки в колеса. Кто захочет пробить лбом каменную стену — разобьет себе башку. С этого дня у нас в деревне организуется милиция. Беспрекословно ей подчиняйтесь. Теперь она все станет делать ради нас, а не во вред нам. Речи кончены. Пошли работать.
Национальный комитет тут же взялся за дело. И должен я вам сказать, что всех сразу приятно удивил дух нового времени.
— Куда вы? — закричал Безак людям, которые поспешили выбраться из канцелярии. — Я хочу, чтобы вы остались здесь. Хочу, чтобы новый комитет раскрыл перед вами свои карты. Хочу, чтобы при случае вы могли объяснить все любому, кто сюда не смог войти, разъяснить все, что ему интересно, рассеять все сомнения. Наши заседания и разговоры открыты для всех. Мы не прячемся ни от кого, наша правда — это наша правда. Оставайтесь здесь!..