Хотите знать, что с ним было?
Когда началась эта страшная война, Тоно учился. Не знаю, кем хотели его сделать родители: священником или учителем. Но какие бы мечты они с этим не связывали, все вышло наоборот, потому что Тоно попал на призывную комиссию, а как был он крепкий, здоровый парень, то и понравился господам военным. Конец учению! Призвали в армию, служил, потом наши полоумные господа обрушились на Советский Союз и послали ребят воевать на Украину. От ребят, кажется, ждали, что они возьмут Москву, перейдут Волгу, ворвутся на Кавказ и завоюют для немцев нефть, но большинство пораскинули умом да стали искать выход из ловушки. Начали перебегать к русским. В один прекрасный день перебежал и Тоно — но не ради того, чтоб избавиться от войны, не ради хлебной пайки да котелка пшенной каши в лагере военнопленных. Он вступил в Чехословацкий корпус — парень был не дурак и разобрался, на чьей стороне правда. Он сделался парашютистом, поднимался в небо, прыгал с самолетов, и я буду недалек от истины, если скажу, что во время этих головоломных упражнений он уже видел себя где-нибудь над нашим Верхним Гроном, представлял, как опускается на душистую горную поляну, к пастушьей колибе на Обрубованце или где-нибудь пониже Заклюк…
Только не сбылась эта его мечта. Невзирая на такую специальность, доставили его в Словакию во время восстания обычным воинским порядком — как командира одного из подразделений Второй Чехословацкой бригады и, как мы видели, он воевал, пока можно было.
— Господи, мы его и не узнали! — заключил тогда Фукас свой рассказ о сыне. — Никто бы не поверил, до чего может измениться человек. Кровь у него другая стала, жарче, что ли…
— Конечно, — поддакнул Урбан. — Будь у них в жилах сыворотка, не пробились бы к нам, ясно. Шутка ли? Столько сотен километров… И все под огнем…
Ну, раз Тоно Фукас забежал на минутку и даже не дал нам возможность поговорить с ним — пусть его исполняет свой долг, а мы перевернем страницу. Коли не забуду, бог даст, мы с ним еще встретимся.
Вот теперь не знаю — приход ли наших бойцов или русский фильм тому причиной, но настроение в деревне, в последнее время малость расклеившееся, явно улучшилось. И пускай войско наше кровоточило и было помечено рубцами и висела над ним тень больших потерь — оно не утратило мужества и готово было к новым боям. Чего же удивляться, что их одушевление ободрило нашу деревню!
Да не только регулярная армия! Не только те, кто по призыву Словацкого Национального Совета пошел под знамена восстания или попал к нам из России! В ту пору, когда держали дорогу на Лученец, к нам стянулись и некоторые партизанские отряды, а ребята в них были удалые!
Узнав об этом, не мог я совладать с любопытством — хотел узнать, не вернулись ли с партизанами наши знакомые с Подвепорского луга, — и поспешил в деревню. Дело было к вечеру, когда я добрался до первых домов, погода опять испортилась, мгла спускалась к Грону. Кое-где мигали огоньки в окошках, а деревню словно вымело ни души.
Тут слышу шаги — кто-то идет навстречу. Мужчина. Поздоровались, конечно: «Добрый вечер». Вглядываюсь попристальнее — вроде знакомый, и этот голос…
— А, чтоб тебя!.. Шимон!
Ну да, это он! Их отряд тоже перебрался к нам, и Сигельчик — понятно же! — побежал к своим, обнять мать, порадовать Мару.
— Жена хорошо держится? — спросил он.
— Не нарадуешься, — заверил я нашего славного партизана. — Сам увидишь…
Но недолго у нас оставались боевые части. Только очистили дорогу, сделали необходимые приготовления, — бац! — новый приказ; и они не мешкая двинулись прочь из деревни.
Что там Лученец! Что южные шоссе!
Быстрица! Быстрица была под ударом!
А потому — все к Банской Быстрице!
Мы видели: дело плохо. Уже получили сообщение, что немцы взламывают фронт у нас за спиной, заняли Тисовец, продвинулись к Червоной Скале — и можно ждать, что они вторгнутся в нашу долину, как только подойдут к городу.
Тревожная была ночь на 25 октября. Я был на заседании — на сей раз тайном — Национального комитета и своими ушами слышал, как Валер Урбан сказал:
— Не исключено, что скоро сюда придут немцы. Войска наши оттянулись к Банской Быстрице, а нам своими силами не отбиться. Поэтому надо немедленно сделать нужные приготовления. Спрятать оружие, причем я уверен, что оно нам еще пригодится. А нам, ответственным людям, опасность грозит смертельная. Придется того… скрыться.