— Дорогой мой редактор, — адвокат с удивлением покачал головой, — бумажная вы душа, как я посмотрю… Вы как будто озабочены только тем, чтобы написать квартальный отчет о деятельности просветительского общества! Лекции — на бумаге. Кружки трезвости — на бумаге. Драматические кружки — на бумаге. А между тем пьянство пусть цветет пышным цветом. Кстати, — адвокат в упор посмотрел на Фойтика, — вы были сегодня утром в суде?
Фойтик и бровью не повел. Он прочно обосновался в царстве своих убеждений и никогда не проявлял ни малейшего желания признать правоту собеседника. Однако рассчитывая услышать от д-ра Гавласа нечто любопытное, приготовил ручку, блокнот и только потом признался:
— Я не мог сегодня прийти… нет, не был!
— Возможно, тогда вы рассуждали бы иначе. Представьте, только до обеденного перерыва среди прочих разбиралось три следующих дела: первое — пятеро парней обвинялись в том, что на свадьбе исполосовали ножами дружку до того, что тот целый месяц пролежал в больнице; парни оправдывались тем, что были мертвецки пьяны. Второе дело — драка за картами в трактире. Не знаю уж, сколько стаканов разбили они друг другу о головы… И опять то же самое… были, говорят, пьяны. Третье — трое парней избили четвертого, когда тот лез в окно к своей зазнобе. Избили так, что девице две недели пришлось спать в одиночестве…
Редактор занес в блокнот все три случая.
— Завтра зайду в суд и ознакомлюсь с подробностями. Таких людей нужно публично пристыдить, чтобы на них показывали пальцем. И систематически пресекать.
Адвоката Гавласа ответ не удовлетворил, но пока он держал свое мнение при себе.
— Это все так, пустяки. Сейчас полиция расследует крупное дело. Но корни его те же. Представьте себе: хулиганы из нашего городка познакомились с Матушем Купкой, жителем деревни. Старый холостяк лет сорока. Жениться до сей поры ума не хватило. Много лет он работал в Остраве и по слухам накопил семнадцать тысяч. Негодяи проведали об этом и наплели Купке, заморочив ему голову, что в одной деревне есть девка ему под пару, что ему надо взять все деньги из банка и показать их ей, после чего она тут же пойдет с ним под венец. Купка, одурев от счастья, снял деньги со счета, и парни повели его к девице на смотрины. В городе они зашли в трактир, напоили жениха до беспамятства, а потом вывели за город, в лес, обобрали до нитки и бросили на произвол судьбы. Никакой девицы он, конечно, в глаза не видал, зато домой вернулся умудренный. Дорого обошлась ему наука.
Рука Фойтика так и бегала по бумаге. Он охотился за местными происшествиями исключительно ради их сенсационности и был абсолютно неспособен вскрыть их истинную суть. У д-ра Гавласа нередко душа разрывалась от мелкотравчатости и безнадежной ограниченности всего того, чем из номера в номер были заполнены страницы «Вестника». Поэтому он пригласил сегодня редактора на эту приятную прогулку не без задней мысли.
— Какой бы судебный процесс вы ни взяли, обвиняемый всякий раз оправдывается тем, что был пьян. Если бы у нас расценивали это как смягчающее вину обстоятельство, то, полагаю, все подсудимые были бы оправданы. Ведь пьют поистине все поголовно, все зло — от алкоголя. У нас надо поступать наоборот: кто станет ссылаться на то, что был пьян, того наказывать строже!
— Превосходная идея, пан доктор. Я хочу попросить вас: не согласитесь ли вы написать небольшую заметку…
— Вопрос чрезвычайно важный, — продолжал адвокат, якобы не расслышав просьбы редактора, — слишком важный, чтобы оставлять его без внимания. Что толку, например, от запрета на свободную торговлю денатуратом по всей жупе? Пьют даже больше, чем прежде. Контрабандисты беспрепятственно провозят спирт в поездах, проносят через пограничные леса, в больших количествах привозят на машинах — положение стало хуже, чем раньше.
Автомобиль въехал в деревню, вспугнув стаю гусей. Несколько молодых телок заметались перед автомобилем и со всех четырех ног бросились в разные стороны. Чумазые ребятишки в домотканых рубашонках глазели у обочины, разинув рты; матери тщетно звали их домой. Старый крестьянин с сивой щетиной на подбородке, чинивший грабли, коснулся пальцем засаленной шляпы и поздоровался: «Бог благослови…» Д-р Гавлас так резко затормозил, что задние колеса чудом не врезались в передние. Все здесь было знакомо, просто, ясно как на ладони: теплые что навоз, что избы; серая дранка на крышах; высокие, ветвистые ясени над ними… Горы, зеленые крестьянские рощицы, низкое небо, густой запах пастбищ и навоза. Все такое милое, родное…