— «Категорически требую от всех заведующих школами, чтобы в своей просветительской деятельности, и в особенности в лекционной работе, основное внимание они уделяли борьбе с алкоголизмом. О каждой такой лекции, помимо обычных квартальных отчетов, сообщать особо».
Он кончил. Барышня тут же размножила циркуляр на ротаторе, и бумаги разлетелись по всем школам, находившимся в ведении пана инспектора. В эти дни учителя в городе, в деревнях, на отдельных хуторах, встречаясь, спрашивали друг друга:
— Ну как, получил циркуляр?
— Получил… Опять старик фантазирует.
— Будешь что-нибудь делать?
— Да, может, и сделал бы что, но ведь засмеют люди…
— Вот и я говорю. Скажут: дайте нам лучше рецепт, как денег достать, а о пьянстве… это, мол, пустое!
— Я тут на днях распекал одного соседа… пьяный был в стельку — водкой от него несло за версту. Так он мне ответил: «Это я, пан учитель, с горя… надо же как-то забыться!» И бил себя кулаком в грудь — от жалости и к самому себе… и ко всем…
Были и такие, что целую неделю размышляли над циркуляром. За листком исписанной бумаги чудилась им грозная начальственная плетка, а это в свою очередь побуждало к усиленной деятельности. «Категорически требую», «сообщать особо» и тому подобные выражения, исполненные властной силы, будоражили мысли, точно камень, брошенный в стоячую воду. Учителя-то жили среди народа и знали его. Знали, каких результатов можно ждать от пустых лекций. Будешь мужикам толковать о том, когда унаваживать поле, — они возьмут и вывезут навоз зимой, а во время оттепели и весенних дождей его смоет. Станешь им горячо, искренне, как это умеет только сельский учитель, рассказывать о золотом веке демократии, а они по дороге домой станут поносить политику господ, ругать суды, проклинать описи имущества. Начнешь, согласно циркуляру, бичевать пламенными, страстными словами алкоголизм, а они придут, трезвые вперемежку с пьяными, благоговейно выслушают тебя, а в конце скажут: «Да ведь и господа эту отраву пьют…»
Все это учителя знали. Но…
«Категорически требую…»
«Сообщать особо…»
Такие слова — сильнее горького опыта и реальной действительности. И потому единственный книжный торговец в городе распродал весь запас популярных брошюр, в которых алкоголь был заклеймен и проклят на веки веков. А когда уже не осталось таких изданий, учителя набросились на медицинские справочники, научные трактаты и вконец, до последней антиалкогольной буковки, опустошили лавку, так что ее владельцу пришлось сделать новый заказ на брошюры. Нет, тут не было ни малейшего риска — они не залежатся. Его запаса не хватило. Антиалкогольные брошюры шли нарасхват — учителей в округе оказалось много. Нет, тут не было ни малейшего риска:
«Категорически требую… сообщать особо…»
В это же время, точно по команде, и «Вестник» обрушился на всех, кто забыл о своем долге и не точил копий против страшной, все возрастающей угрозы алкоголизма. Доктор Гавлас договорился с редактором Фойтиком о материальной стороне и перешел в наступление по всему фронту. Каждый номер еженедельника был теперь переполнен статьями, проклинавшими водку, водочные заводы и трактирщиков; в них пророческим тоном предрекалась страшная участь тем, кто так цинично ведет народ к гибели.
Сообщения сыпались со всех концов края. На страницах газеты клеймили позором, с указанием полных имен, всех тех, кто поддался повальному разгулу болезненных инстинктов, достоянием общественного мнения становились разные несчастные случаи, происшедшие из-за пьянства, нелепые выходки и проделки подвыпивших парней; газета призывала суды к применению строжайших мер; добирались и до тайников семейной жизни разных любителей выпить, извлекали оттуда некоторые подробности, не гнушаясь и грязным бельем, выставляя их на всеобщее осмеяние, чтобы таким образом отвратить их от пьянства. Обо всем этом, с легкой руки адвоката Гавласа, писали настолько ярко и увлекательно, с апокалипсической суровостью рисуя перед пьяницами жуткую картину их гибели, насыщая статьи сочным и хлестким народным юмором, что в результате спрос на газету за самое короткое время неожиданно подскочил.