Неужели так и не найдется ни одного голоса, который высказал бы всю страшную правду, разоблачил весь ужас нравственного падения и лжи, в которых жили и воспитывались люди? Неужели на это обречены все культурные начинания благотворительных обществ? Неужели антиалкогольные лекции устраиваются только ради того, чтобы на другой день люди голосовали за новые кабаки?
А если у кого и возникали эти вопросы, то разве мало было вокруг ярких примеров, доказывающих одно: мораль живет только в полном кармане. Когда твой карман пуст, то и мораль твоя ничего не стоит. У Магата карман туго набит, и потому, кроме всего прочего, у него еще и власть: он добудет патент, даже если весь совет выборных будет против. Есть ведь еще, говорит он, и район, и Братислава.
Поэтому никто не выступил против, кроме Шамая. Один Шамай говорил на заседании:
— Сразу видно, что вчерашняя наука пошла вам впрок! Красивых картинок насмотрелись… мудрых слов наслушались. В добрую землицу семена упали!
Горечь была в его словах, горько было у Шамая и на душе.
Он не умел яснее выразить свою боль. Ему было стыдно за всех, тошно от гнусной комедии, которую тут разыгрывали.
Староста разозлился:
— Прошу Шамая говорить о деле!..
Когда кузнец выкладывал перед учителем свои сомнения насчет соломы, когда говорил о том, что таким образом аграрии хотят подготовить почву для предстоящих выборов, он и не подозревал, насколько его слова близки к истине. Деревушка была глухая, до нее докатывались лишь слабые отголоски кипучей политической жизни больших городов, но и они мало кого здесь интересовали. Лесной промысел чахнул, и крестьяне-бедняки, всю осень и зиму работавшие на рубке и вывозке леса, сидели теперь на своих каменистых полосках, которые не могли их прокормить, без подсобного заработка и без всякой надежды. У них не было никакой охоты заниматься общественными вопросами ни в селе, ни в районе. И тем более им не было никакого дела до вопросов более широких — государственного или даже мирового значения. Нет, не было никакого дела… Они погибали от голода. Погибали под тяжестью налогов. Их преследовали судебные исполнители, а когда уже нечего было с них взять, налоговое управление или другие чиновники описывали земельные участки. Но с ними произошло еще и самое страшное из того, что только могло произойти: они перестали верить в лучшие времена, смирились с нуждой и только повторяли, что никогда не бывает так плохо, чтобы не могло стать еще хуже, и что человек привыкает даже к виселице. Они даже не пытались искать выход. А если уж их перестало занимать главное в человеческой жизни, то не удивительно ли, что они так равнодушно приняли известие о приближающихся выборах?
Выборы подошли неожиданно, но почти никто не спросил: «Кого будем выбирать?» Крестьяне знали — по своему опыту, — что те, что другие — один черт, а таким беднякам, как они, всегда плохо.
Но все же выборы есть выборы и хочешь не хочешь, а голосовать надо.
Предстояло выбирать в муниципалитеты и в земский сейм. Последнее слово было чем-то новым, раньше его никогда не слыхали. Был район, потом жупа — и вдруг нате: жупы больше нет, а есть целая область. Словацкая земля. Жупу выбросили на свалку, ее переросли. Не к чему делить Словакию на лоскутья, — жупы, говорили господа, нам нужно единое управление для всей земли, и тогда будет хорошо. Это будет наше, словацкое управление; свой, словацкий сейм!
Всех больше, пожалуй, кричали об этом людаки. Они извели горы бумаги на газеты, листовки, плакаты, их ораторы проникали даже в самые отдаленные углы страны, а фарары с радостной улыбкой возвещали народу:
— Вот плоды нашей работы, наших усилий и острых схваток с чехами! Днем и ночью мы не знали покоя, столько пережили, столько жертв принесли ради того, чтобы отвоевать вам автономию! И хотя словацкий сейм, в который вы скоро будете выбирать своих депутатов, и высшие органы власти, которые будут созданы в Братиславе, — это, конечно, еще не автономия, но все же это великий прогресс по сравнению с теперешним положением. У нас будет своя, словацкая земля со словацким сеймом и словацким президентом! Нет, это еще не автономия — она по-прежнему остается нашей целью, но это уже ее зарницы, важный успех на пути реализации программы нашей народной партии, которого мы добились ценою многих жертв, принесенных во имя словацкого народа! Поэтому ваш долг — хранить верность нашей партии, верность, освященную в стольких славных сражениях!
Фарары выпячивали животы и бесстыдно трубили славу своей партии. Были, правда, и аграрии, которым не терпелось встать в ряды честного воинства, освященного «зарницами словацкой автономии»; засуетились и социалисты, которые поначалу придерживались позиции: «С одной стороны, да, с другой стороны, нет», но напоследок, погадав на пуговицах своей ливреи, из высших соображений изрекли более подходящее к моменту: «Да!» Все правительственные и умеренно-оппозиционные партии усиленно готовились к выборам, но ни одна не договаривала правду до конца. Они подновляли свои прежние лозунги, перемалывая как сказочная мельница старые разочарования на новые надежды и обещания, но им все же не хватало хорошего ветра, чтобы запустить свою мельницу на полный ход.