Кореска умолк. Он почувствовал, что Павол и Возар, которым не довелось испытать ничего подобного, получили впечатлений больше чем достаточно. Кореска живописал столь ярко, что его гости уяснили себе, где их место, если такое повторится.
Вытащив из кипы одну газету, Кореска разложил ее на столе:
— Прочтите сами, товарищи! Вот как описывали на другой день реформисты… то, что произошло.
Заголовки аршинными буквами над четырьмя столбцами били в глаза:
«На Остравской земле пролилась кровь рабочих! — Москва может быть довольна, она добилась своего! — Пусть пролитая кровь рабочих падет на головы московских подстрекателей. — Большевистские гиены насытились, они спровоцировали кровопролитие!»
Павол и Возар не могли читать дальше, настолько они были подавлены.
Наконец Кореска посмотрел на часы. Было уже поздно.
— Я мог бы рассказать вам еще массу подробностей, — заговорил он несколько спокойнее, — но думаю, на сегодня с вас хватит. Я хочу только ответить Павлу на вопрос, который он мне задал в воскресенье. — Он опять засучил рукав, открыв синеватый, уродливо зарубцевавшийся шрам.
— Это я заработал тогда в Орловой. А реформисты, которые после войны и после переворота были бедны как церковные мыши, ныне возводят миллионные дворцы… для своих хозяев. За что они получили миллионы, Павол? Вероятно, за то, что в нужный момент умеют служить так, как я уже показал вам с помощью цитат из их же собственных газет…
И, сжав кулак, он напряг мускулы своей изуродованной руки.
Кореска никогда не простит им Орловой, нет, никогда…
Они вышли от Корески. Снег скрипел под ногами, и воздух звенел, как металл. Заметно похолодало. Схватило морозом все на улице, схватило и у них в душе. Слова Корески, подобно мощной струе морозного воздуха, ворвались в их сознание. Каждая мысль звучала отчетливо, не оставляя никакой неопределенности, никаких сомнений. Все в мире прочно встало на свои места.
— Какую бы веру я ни исповедовал до сих пор, отныне я могу быть только… большевиком… — подытожил Возар сегодняшний день.
Павол промолчал. Его мозг работал, словно гигантские молоты витковицких цехов, чьи удары он слышал сегодня, услышит и завтра…