— Вот ежели бы все жильцы так поступали, — поднимает указательный палец Авданин. — Чего сломал, сам исправил. Например, плохое настроение, дверью хлопнул — она с петель и слетела. Бывает? Бывает. Настроение — штука хитрая, дело понятное. А зачем к Авданину бежать — Авданин, я с тещей поругался, навесь дверь обратно! Пошел в магазин, купил болтов, сам взял молоток — и дверь на месте. А возьми электричество? Пробки перегорели — рысью к Авданину. Что такое? Авданин, поставь пробки. А им красная цена сорок копеек. Пошел в лавку на рынок, купил пяток и жги хоть каждый день. Только сам меняй, дело нехитрое. Нет, все бегут к Авданину — дай, сделай, помоги. А у меня на сегодняшний день от жильцов сорок семь заявок на слесарные работы, шестьдесят четыре на столярные. А где плинтусы взять, где кронштейны найти? У нас каждая мелочь на учете, каждая щепка в дело идет. Социализм — это что такое? Это учет. Так нас товарищ Ленин учит. А они все идут и идут — Авданин, дай того, Авданин, дай сего. А у Авданина шесть корпусов на руках, тридцать четыре подъезда, триста пятьдесят квартир. Шуточное дело?
Управляющий нашими домами Степан Авданин — очень колоритная фигура. Это весьма прижимистый и в чем-то даже чересчур скуповатый хозяин. У него всегда все подсчитано, все записано в инвентарных книгах, все прикинуто на весах, все учтено в уме и на бумаге, все рассортировано и надежно спрятано в подвалах шести корпусов, находящихся под его коммунальной командой. Ежедневно вращаясь в круговороте постоянных жалоб и просьб от жильцов, в хороводе мелких аварий и крупных поломок, в гигантской карусели непрерывных ремонтов, нарушений, исправлений, водопроводных авралов и канализационных трагедий, Авданин ежеминутно последними словами клянет строителей наших домов, сдавших все шесть корпусов с шестью миллионами, по его мнению, недоделок (хотя главным строителем, главным прорабом строительства наших домов был он сам, Авданин, и, может быть, именно по этой причине ему так хорошо и известно точное число недоделок).
Жуткие проклятия посылает Авданин и в адрес главных виновников всех своих злоключений — авторов этого чудовищного замысла («метода народной стройки»), хотя одним из авторов крамольного замысла является его лучший друг Костя Сигалаев.
Со слов Авданина (из его каждодневных прений с жильцами во дворах всех шести корпусов) явствует, что на строительство наших домов было отпущено ровно вполовину меньше кирпичей, чем это требовалось по элементарным правилам каждой нормальной стройки, на две трети меньше цемента, чем этого требовалось, на три четверти меньше известки, на четыре пятых — краски, на пять шестых — пиломатериалов, на шесть седьмых — кровельного железа, а замков, шпингалетов, кронштейнов, плинтусов и всяких там задвижек ему, Авданину, вообще никто не отпускал, все это якобы достал он сам, на свои собственные, кровные деньги.
И поэтому никаких разговоров о внеочередных ремонтах, починках, исправлениях и доделках он и слышать не хочет, так как некому и нечем ремонтировать, исправлять и доделывать — нет ни средств, ни материалов, ни людей.
Осаждаемый с утра до ночи жалобщиками, заявителями, требователями, просителями, а то и просто откровенными вымогателями, Авданин всегда держится до последнего «окопа». Только тогда, когда его берет за горло кто-нибудь из очень настырных наших жильцов, он со вздохом берет из сейфа ключи, отмыкает тайные двери в одном из своих подвалов и почти со слезами выдает требуемое.
Во всех же остальных случаях он бьет просителей цифрами. Шесть корпусов. Тридцать четыре подъезда. Триста пятьдесят квартир (и в каждой, понимаешь ли, ванна стоит, плита стоит, унитаз, пес бы его драл, стоит). Полторы тысячи окон. Три тысячи дверей. Шесть тысяч шпингалетов!
А он, Авданин, один. Один!
Так какого же рожна вам, граждане ответственные съемщики, надо? Ремонт?! А может, вам в кухне пальму поставить? А может, стены в туалете японским шелком обтянуть?
Долговязый и носатый, Авданин всегда смотрит с высоты своего роста на жильцов наших домов с недоумением и обидой, как бы говоря: «Ну что вам от меня надо? Ну, почему вы, граждане проживающие, хотите лишить меня последнего здоровья, которое я и так на семь восьмых потерял на строительстве домов, в которых вы сейчас худо ли, бедно ли, но все-таки живете?»
С утра до ночи Авданин ходит между нашими корпусами с прорабской полевой сумкой — планшеткой в руках. Постоянно недовольный вид, откинутая назад голова и прямая спина до смешного делает его похожим на единицу. «Я один, я один! — молча вещает Авданин своей вытянутой в длину сухощавой фигурой во всех шести дворах наших корпусов. — Я один, а вы хотите лишить меня всех моих коммунальных запасов, накопленных с таким трудом? Вы хотите, чтобы я, единственный страж общих интересов, бросил все эти богатства в ненасытную пасть прожорливого чудовища под названием «Постоянный и непрерывный индивидуальный ремонт»? Нет, дорогие граждане, вам меня не сломить, я не согнусь под ураганом ваших усталых просьб и письменных прошений. Вас много, а я один, и поэтому будьте любезны выстроиться по ранжиру (то есть согласно датам поданных заявлений) и спокойно дожидаться своей очереди».