— Здорово, сестрица, — раздался в это время в кухне голос Тони Сигалаевой, — ты чего это муженька моего охмуряешь?
— Как же, охмуришь его, — это голос Зины, — он к тебе как банный лист приклеился, в сторону посмотреть боится.
— Тонечка, где ж ты ходила, — это голос Кольки, — я уж и не знал, чего думать.
(Голоса Зины и Николая звучали уже обычно, как всегда.)
— Я Леньку Частухина нигде найти не могла, — шепотом сообщила мне Алена, — ни в квартире у них, ни во дворе. А потом смотрю — Тоня к подъезду идет. Я и побежала вперед нее. Не заходили они сюда? Не заметили тебя?
— Нет, — еле повернулся у меня язык во рту.
— О чем они говорили, когда меня не было? — приблизила ко мне почти вплотную свои округлившиеся от любопытства глаза Алена. — Интересно? Расскажешь?
Я только вздохнул.
Первыми ушли из квартиры Сигалаевых Тоня и Колька-модельер, потом Зина. Я «откупился» от Алены несколькими бессвязными словами, я был слишком взволнован, чтобы разговаривать связно, и поднялся к себе на четвертый этаж.
Дома у нас, как всегда, никого не было. Я открыл, чтобы успокоиться, альбом со своими марками, но экзотические южные страны (пальмы, заливы, хижины туземцев, обезьяны, джунгли, силуэты королей и герцогинь), изображенные на марках, показались мне просто детской чепухой по сравнению с тем, что услышал я несколько минут назад в квартире Сигалаевых.
Я закрыл альбом с марками, засунул его в самый нижний ящик письменного стола, сел на диван и задумался.
Я был, как всегда, один. Мне не с кем было поделиться своим настроением и своими мыслями (с Аленой мне почему-то не захотелось именно в тот день делиться своими мыслями — слишком большое место занимали в них ее родные сестры), и я, углубившись в себя, начал молча разговаривать сам с собой, как я это делал каждый раз, когда что-нибудь из окружающей жизни производило на меня слишком сильное впечатление.
Зина вышла замуж от обиды, подумал я. «На кого?» — прозвучал у меня в ушах вопрос Кольки Крысина. «На жизнь», — прошелестел тихий ответ Зины. Значит, можно быть обиженным на жизнь. Значит, жизнь — не такая уж хорошая штука, если такая красавица, как Зина Сигалаева, выходит замуж за человека, которого не любит, из-за обиды на жизнь.
Ну а Ленька Частухин? Разве он не знал, что жена любит не его, а мужа старшей сестры? Конечно, знал. И знал наверняка еще до свадьбы. И все-таки женился на Зине, без ее любви к себе… Так как же он выдержал эти две свадьбы — и свою, и Кольки Крысина? Как заставлял себя целовать Зину под пьяные крики гостей «горько», если знал, что она не любит его?
Значит, сам Ленька так сильно любит Зину, что ему неважно, любит ли она его или нет? Главное, это то, что он любит ее. Значит, бывают такие свадьбы, когда жених любит невесту, а невеста не любит жениха.
Но как же они потом будут жить вдвоем? Как будут смотреть в глаза друг другу? Разве это возможно?.. Значит, возможно, подумал я, не подозревая, по всей вероятности, что подошел в своих наивных размышлениях к одной из главных тайн человеческих взаимоотношений в браке — к тайне безответной любви одного из супругов к другому.
Я закрыл глаза, пытаясь представить себе Леньку Частухина. (Я любил в последнее время, когда оставался один, играть в эту игру — закрывать глаза и вызывать перед собой физический облик того или иного знакомого мне человека.)
И я увидел его, идущего через наш двор, — среднего роста, коренастого парня с большими рабочими руками, похожего на дворника Евдокима. На лице у Леньки, как всегда, выражение усталости. Он чуть сутулится, походка его тяжеловата и будто бы неуклюжа, но это обманчивое впечатление — Ленька так же ловок и быстр, как и его младший брат Генка Октябрь. (У братьев Частухиных, как я это понял много лет спустя, был взрывной темперамент, из них из обоих получились бы классные боксеры.)
Я пытаюсь увидеть лицо Леньки — его темно-зеленые, требовательные глаза, самолюбиво вытянутый вниз подбородок, гладко причесанные вниз и набок (словно мешающие ему) волосы, всегда сухие губы, чуть вздернутый нос и широкий лоб с резкой вертикальной складкой…