Однако, повернув голову к Брэдяну, Персида улыбнулась: ведь он слышал дерзкие слова Нацла, но истинный их смысл он не должен был знать.
— Он учил меня своим вальсам, — пояснила она. — А я ему пообещала научить нашей дробилочке.
— Значит, я слишком поторопился, — ответил Брэдяну, намереваясь подвести Персиду к Нацлу.
— Не нужно, — остановила его Персида. — У нас будет время и сегодня, и в другой раз.
Они продолжали танцевать, но не так весело, как раньше. Персида, хотя и улыбалась, но была страшно зла. Она твердо решила про себя, что впредь будет остерегаться как огня быть с Нацлом в одной компании. Уж очень бурным и безрассудным был этот молодой человек, она боялась его, но не решалась противопоставить себя ему. Брэдяну, в свою очередь, чувствовал, что она скованна. Через некоторое время, вновь оказавшись на том месте, где Брэдяну пригласил Персиду, он поблагодарил ее и удалился.
Персида направилась прямо к Нацлу.
— Спасибо, барышня, — проговорил пристыженный Нацл, — но я пошутил.
— А я эту шутку принимаю всерьез! — ответила Персида и, взяв его за руку, как ребенка, ввела в круг танцующих.
— Какой осел! — прошептал он по-немецки через некоторое время. — Ужасный осел! Всем ослам осел!
Персида растаяла, как воск на солнце, и ласково взглянула на него.
— Нет, — ответила она тоже по-немецки, — ты только избалованный и капризный ребенок.
— Это все ты виновата, — помолчав, сказал Нацл. — Сам дьявол и тот стал бы тихим как овечка, если бы ты посмотрела на него так, как глядишь на меня. И почему ты всегда так на меня не смотришь? Я просто выхожу из себя, когда ты смотришь на меня сурово.
Персида опять почувствовала себя хозяйкой положения. Она стиснула руку Нацла, пристально посмотрела в глаза и попросила замолчать.
— Всем ослам осел! — вновь пробурчал Нацл и принялся раскачиваться в танце, в то время как Персида подпрыгивала словно на иголках.
Когда танец окончился, Персида попросила Марту пойти назад, потому что было уже поздно.
Нацл тоже увязался за ними. Персида, правда, не приглашала его, но он, посмотрев ей в глаза, понял, что она хочет ему что-то сказать.
Девушки пошли вперед вслед за Брэдяну, а Марта с писарем и Нацлом отстали. Но Марта прекрасно знала, что вовсе не из-за нее Нацл отправился с ними, а потому, спустя некоторое время, подозвала к себе Персиду, как бы желая ей что-то сказать. Поначалу они шли все четверо в ряд, но среди виноградников дорога иногда сужается так, что всем четверым не пройти, а потому Марта распорядилась:
— Молодежь, вперед! Как я вижу, вам только этого и нужно. Только смотрите, не целуйтесь на поворотах, все равно замечу.
Персида чуть не упала в обморок, но что ответить — не нашлась. Такая она и была! Ей действительно хотелось остаться наедине с Нацлом. Она чувствовала себя так, словно падала в глубокую и темную пропасть, однако она ускорила шаг, так что Марта все дальше и дальше оставалась позади.
Нацл, словно завороженный, шел рядом с ней, не зная, как поступить, что сказать.
На повороте дороги он взял Персиду за руку.
Она не выдернула своей руки, и некоторое время они шли, держась за руки, как дети.
— Что ты хочешь от меня? — в конце концов спросила она.
— То же, что и все, когда им нравится женщина! — живо ответил он.
— Ты думаешь, что можешь жениться на мне? — Персида строго посмотрела Нацлу в глаза.
Он пожал плечами.
— Это меня мало трогает, — ответил он, подумав. — Любить друг друга мы можем и без женитьбы, ведь любим же мы, даже не желая этого.
— Что же может выйти из этой любви?
— Не все ли равно! — отвечал Нацл. — Ради этой любви я отрекусь и от матери, и от отца, и даже от бога.
— А я не отрекусь! — решительно проговорила Персида. — И не брошусь, закрыв глаза, в объятия несчастья.
— Потому что ты меня не любишь так, как люблю я тебя!
Персида еще раз строго взглянула ему в глаза.
Она любила Нацла, но даже себе ни разу не призналась в этом и не пыталась даже понять, за что же она его любит.
— Кто это тебе сказал, будто я люблю тебя? Мне просто тебя жалко, потому что ты волнуешься из-за пустяков. Как я могу любить неразумного человека, за которого должна бояться каждый миг? Вот только что ты сказал, что отрекаешься от матери, от отца и даже от бога, как же я могу поверить, что ты не отречешься и от меня!.. Ты безумец и мне жалко тебя!
Нацл отпустил ее руку.
— Ты ошибаешься, — гордо заговорил он, — если я захочу, я тоже могу владеть собой, но желать этого — глупость, когда я знаю, что жизнь у меня одна и в этой жизни я уже никого не полюблю так, как я люблю тебя.