— После того, как ты сделал меня несчастным, ты еще и издеваешься надо мной! — с этими словами Нацл оттолкнул отца, который упал навзничь, ударившись затылком о точило.
И такой, как был, простоволосый, с засученными рукавами, Нацл выбежал, не обернувшись, со двора.
Глава XIV
ПОЛЬЗА ОТ БАНДИ
По субботам после полудня вся голытьба: слепые, безногие калеки, немощные старики, безродные дети тянулись поодиночке и собирались у ворот монастыря и ожидали, переругиваясь между собой, когда закончится вечерняя служба и появится мать-экономка, которая начнет оделять милостыней: хлебом, кусками мяса, кому мешочек картофеля, фасоли и кукурузной муки, кому охапку дров в зимнее время и несколько крейцеров, — все, что сумели выпросить монахини на базаре, по городу и в его окрестностях.
Чтобы благодарность облагодетельствованных изливалась не только на монастырь, мать-экономка всегда брала с собою несколько девушек, отличавшихся благонравным поведением, которые и оделяли дарами милосердия. Много таких даров раздала Персида, много она слышала благословений от бедняков, глас которых возносится прямо к небу.
Кроме этих нищих у монастыря были свои убогие. Некоторые из них получали милостыню по четвергам и воскресеньям, другие каждый день обедали в монастыре. Среди последних была и Регина со своим сыном Банди.
Когда Персида начала жить в монастыре, она увидела Регину вместе с сыном, которому было тогда года четыре, у дверей кухни. Изо дня в день несколько лет подряд она выдавала ей еду и так и не привыкла смотреть на нее без содрогания.
Монахини помнили Регину еще служанкой, когда она была красивой и статной, вполне разумной женщиной. Но родив Банди, она осталась с парализованной рукой и ногой, перекошенным ртом и косноязычной: понять ее было почти невозможно. Тщетно было спрашивать ее, кто же отец Банди, потому что она всегда твердила, что не знает. И все же любила она его так, что и в семь лет продолжала держать на руках и никогда не ела, прежде чем насытится он. «Поем, что останется!» — говорила она.
Иногда на нее что-то находило: глаза ее стекленели, она застывала на месте и бормотала что-то совсем несуразное. Тогда она рассказывала, что убежала и несколько дней блуждала по лесу в Кладове и как она уже не хотела умирать, когда увидела здорового и красивого ребенка.
Действительно, у Банди было довольно смазливое личико, но сам он был таким боязливым, застенчивым и молчаливым, что редко от него можно было услышать слово, а уж от матери оторвать и вовсе было невозможно: он сидел прижавшись к ней или держался за ее подол, когда она куда-нибудь шла, волоча ногу.
Банди исполнилось лет восемь, когда господь бог сжалился и призвал к себе его мать. После этого он, как собачка, стал бегать за матерью Аеджидией, которая через некоторое время отдала его в ученики к сапожнику.
Привыкнув всегда держаться за чью-нибудь юбку, Банди не ужился у хозяина и убежал, но не вернулся в монастырь, а стал жить один, из людской милости, ночуя сегодня здесь, а завтра там. Когда же он встречал монахинь, а особенно мать Аеджидию, он в страхе убегал и прятался. Так постепенно следы его затерялись и никто в монастыре больше о нем не думал.
И только сейчас, на страстной неделе, возвращаясь из Липовы, Персида увидела его на берегу Муреша, пониже моста, с удочкой в руках.
Прошло уже года три, как она его не видала. За это время мальчик не по возрасту вырос, но Персида узнала его с первого взгляда, и сердце у нее дрогнуло. Она увидела перед собой Регину, худую, только кожа да кости, с болезненно-желтым лицом, кривым ртом и остекленевшими глазами, и тут же представила, как она, одинокая, в полном отчаянии и со смертельным страхом в душе блуждает по лесу в Кладове. Персиде хотелось бежать без оглядки, и вместе с тем ей было жалко бедного Банди и хотелось узнать, что он делал все это время, пока она его не видела.
Банди, заметив, что кто-то пристально смотрит на него, испугался, словно злоумышленник, встретившийся взглядом со своим преследователем, но узнав Персиду, смотал удочку, приготовившись на всякий случай бежать.
Девушка поманила его к себе, и он, униженный и покорный, боязливо подошел к ней, словно собака к своему хозяину.
— Здравствуй, Банди! Что ты делаешь?
— Рыбу ловлю.
— А где ты был все это время?
— Да-все здесь: то в Липове, то в Радне.
— Как же ты живешь?
— Как придется.
— Не хочешь ли пойти со мной к маме? — спросила растроганная Персида.
В ее взгляде и особенно в голосе отражалась такая любовь, что лицо у мальчика просветлело.