Им необходимо было поговорить.
Марта и Трикэ по многу раз на дню, а часто и целыми часами оставались наедине, как это бывает с людьми, которые живут под одной крышей и делают какое-нибудь дело вместе. Это само собой разумелось, и никто на это не обращал внимания. Но теперь, когда Марта задумала что-то сделать, не ставя в известность мужа, она вдруг оробела и не знала, как бы устроить так, чтобы остаться с Трикэ наедине.
Трикэ чувствовал и это тоже, и очень волновался, потому что вечер проходил, а Марта молчала.
— Подожди меня, — шепнула она ему наконец, когда подмастерья встали из-за стола, — мне нужно с тобой поговорить, только пусть сначала уснет хозяин.
Такого еще не случалось, и Трикэ начала бить лихорадка. Он, ночью, после того, как заснет хозяин, вместе с ней?!
— Где же ждать? — спросил он.
— Найди работу во дворе, а я пойду в кладовую. Увидишь, когда я буду проходить, и иди потом за мной.
Да, но это можно было сделать и до того, как заснет хозяин. Нет ничего проще, чем найти себе какое-нибудь дело в кладовой.
Несмотря на это, Марта дождалась, когда муж заснет, и только тогда потихоньку, без свечки вышла, словно воровка, и сердце у нее билось тревожно, хотя причин для этого не было никаких.
У Трикэ тоже сильно билось сердце, но на это у него была причина.
Ведь у каждого человека свои мысли и свои слабости. Откуда Трикэ знать, почему вдруг хозяйка решила встретиться с ним тайком, и голова у него пошла кругом. Помимо своей воли, сам не зная как, Трикэ, как только они вошли в кладовую, заставленную ларями, корчагами и мешками, обнял ее за талию.
Никогда бы он этого себе не позволил, и только Марта была виновата, что он сделал это сейчас.
К тому же не такой великий грех это был! Марта была женщина на возрасте, у нее были большие дети, пережила она много, и было бы смешно, если бы к поступку Трикэ она отнеслась как девица на выданье, когда на самом деле это была лишь детская глупость. Теперь, когда никто их не видел, Трикэ мог бы позволить себе и большее, не навлекая на себя гнев Марты.
Примерно так Трикэ и думал. Ведать не ведая, зачем она явилась сюда среди ночи, он, естественно, думал о своем и сгорал от нетерпения. Поэтому, заметив, что Марта и не думает вырываться, он обнял еще крепче талию маленькой кругленькой женщины.
— Трикэ, — заговорила Марта, — ты знаешь, что вскоре будет рекрутский набор и ты не избежишь солдатчины, если не откупишься?
— Тем лучше. Тех, кто теперь идет на войну, как говорят, уже не будут держать двенадцать лет, а отпустят сразу, как только она кончится.
— Пусть так, — прервала его Марта, — но твоя мать могла бы выкупить тебя.
— Избави бог! — возмутился Трикэ. — Никто не вытрясет из нее столько денег, а если случится чудо и она раскошелится, то я не приму их.
Марта чуть-чуть отстранилась.
— Ты сердишься, что я обнимаю тебя? — спросил Трикэ и осторожно отвел руку назад.
— Чего мне сердиться? — спокойно ответила она. — Я знаю, что дурных мыслей у тебя нет и что от тебя никто ничего не услышит. Правда, ты ведешь себя не совсем прилично. Ты еще совсем ребенок, а я уже почти пожилая женщина: тебе самому будет стыдно, когда будешь об этом вспоминать.
— Почему мне будет стыдно?! — запротестовал Трикэ. — Лишь бы ты не сердилась, а мне это очень даже нравится.
— Глупости! Почему же я должна сердиться, когда мне хочется смеяться. Твое счастье, что нас никто не видит, а то бы мы стали всеобщим посмешищем.
— Вот уж нет! — проговорил Трикэ, снова обнимая Марту. — А если бы и стали, то какое нам дело, если ты не сердишься.
Трикэ обнял ее обеими руками и посадил на ближайший мешок. Голова у Марты слегка откинулась назад, и Трикэ долгим поцелуем впился в ее шею возле самого уха.
— Ты с ума сошел?! — прошептала Марта, не пытаясь, однако, освободиться из его объятий.
— Ты сердишься? — спросил он.
Марта всю свою жизнь, улыбаясь, играла с огнем и никогда не боялась. Сейчас она боялась меньше, чем когда бы то ни было, и Трикэ ей нравился именно потому, что она питала к нему полное доверие.
— Не сержусь! — ответила она вполголоса.
Трикэ поудобнее обхватил ее рукой и снова поцеловал.
— Нравится? — спросил он после еще более долгого поцелуя.
— Да, нравится, — прошептала опьяненная Марта. — Только, пожалуйста, потихоньку, медленно-медленно, и кончай, когда я скажу — хватит.
Закрыв глаза, Марта отдалась на волю Трикэ и настолько потеряла всякий стыд, что положила руку ему на голову и стала потихоньку наклонять ее, все ближе и ближе к обнаженной груди.