Больше всего его беспокоили те пятьсот флоринов, которые дала Персида. Он хотел бы вернуть их обратно, но стоило ему подумать, сколько нужно работать, чтобы собрать столько денег, он впадал в отчаяние.
Как бы сделать так, чтобы и эту сумму мать взяла на себя, а он бы мало-помалу стал бы возвращать эти деньги ей?
Когда Трикэ размышлял таким образом, хозяин и хозяйка представлялись ему бездушными людьми, которые заставили мать и сестру выкупать его только для того, чтобы пользоваться им. А он, несмотря на это, должен им подчиняться, не выходить из их воли, если хочет заработать эти пятьсот флоринов.
— Жди меня сегодня вечером, как и тогда, в чулане, — шепнула ему Марта, — мне нужно с тобой поговорить.
Трикэ почувствовал, как его бросило в дрожь. Он бы хотел отказаться, но не смел.
— А если нас кто-нибудь застанет? — осторожно воспротивился он. — Прошлый раз, когда подмастерья заметили, что я слишком долго пропадаю во дворе, заподозрили, что я бегаю за Симиной.
Марта вздрогнула. Кровь в жилах заледенела, казалось, всему пришел конец.
— Кто знает? — спросила она. — Уж они-то знают, в чем тебя подозревать.
— Господи, — отвечал Трикэ. — Разве ты можешь поверить таким глупостям?
— Почему же это глупости? Симина — девушка молоденькая, чистенькая. А меня, как я вижу, ты уже стал сторониться. Значит, меня ты уже не хочешь.
Трикэ чувствовал себя ужасно неловко. Ему и вправду уже не хотелось играть с хозяйкой, но сказать ей это напрямик он не решался.
— Почему же, я хочу, — пробормотал он, — только я боюсь, как бы не застал нас хозяин. Нужно было бы сделать все по-другому, чтобы было спокойнее. А в чулане уж больно холодно.
Марта задумалась. Она видела, что Трикэ начинает крутить, но это ее мало трогало. «Нужно, чтобы мы остались вдвоем, — думала она, — а там уж он не пойдет на попятную».
— О, боже, — заговорила она, — как же избавиться от хозяина?! Лучше всего было бы у меня в комнате, когда, как говорится, хозяина нет, но в ближайшее время по всей округе нет ни одной ярмарки. Ты можешь сказать, что идешь вечером куда-нибудь, а сам пробирайся ко мне.
Трикэ опять стало не по себе. Вообразив, как он тайком пробирается среди ночи к ней в комнату, Трикэ почувствовал, как у него идет кругом голова и дрожат коленки.
— Я пойду сегодня вечером к матери, — решил он наконец. — Я сделаю так, чтобы мы перед отходом встретились.
— Очень хорошо, — повеселела Марта. — Я буду работать на кухне, а Симину куда-нибудь пошлю. А ты приходи ко мне, мы посидим, поговорим.
Так они и сделали.
Вечером Марте вдруг понадобилось во что бы то ни стало погладить оставшееся неглаженым белье. А когда подмастерья закончили работу и встали из-за стола, Трикэ попросил у хозяина разрешения сходить к матери.
— Хотела бы я знать, — зашептала Марта мужу, — действительно ли к матери он идет. Сдается мне, что есть у него другие дорожки. Пошлю-ка я Симину в Радну, пусть за ним посмотрит.
Бочьоакэ был недоволен такой подозрительностью жены, но, зная ее упрямство, не захотел продолжать разговор.
— Посылай! — согласился он, уверенный, что Трикэ отправится к себе домой.
Марта послала Симину в Радну, и не успела она уйти, как Трикэ пробрался на кухню, где Марта гладила белье.
Теперь все было хорошо: они были укрыты, в тепле и могли развлекаться совершенно спокойно. У Марты, предвкушавшей любовные игры, кружилась голова, а Трикэ чувствовал себя очень стесненно и перепугался, когда Марта хотела запереть дверь.
— Если вернется Симина или придет кто-нибудь другой, ты выпрыгнешь через заднее окно, а я скажу, что не могу быть одна, если дверь не заперта.
Марта хотела потушить даже свечку.
— Не туши! — остановил ее Трикэ. — Если кто-нибудь придет, что он скажет, застав тебя в темноте?
Марта немного постояла, потом проверила, задернуты ли занавески на окнах.
Никто не мог бы их увидеть. Но одно дело быть в темноте и совсем другое, когда на тебя смотрят. Марте было стыдно миловаться с Трикэ при свете.
— Какая напасть на мою голову! — воскликнула Марта, усаживаясь на кровать Симины. — Что ты можешь обо мне подумать?
— А что думать?! — отвечал Трикэ, усаживаясь рядом и обнимая ее. — Я одно только думаю, что не сумею остановиться там, где нужно.
Марта слегка откинулась и испытующе поглядела ему в глаза.
— Лучше тогда убей меня! — прошептала она и, совершенно неожиданно переменив разговор, спросила: — А ты знаешь, что тысячу семьсот флоринов не мать твоя дала, а мы?