— Ничего не знаю, — сказал он немного погодя. — Может быть, у мадемуазель Лины и имелось что-нибудь в этом роде, но мне она ничего не показывала. Думается, будь у нее такие сокровища — не польстилась бы она на мою бедность.
Терпение доктора истощилось. Надо приниматься за дело по-другому.
— Ты был у господина субпрефекта, — сказал он, глядя в разложенные перед ним бумаги и делая вид, будто читает по ним, — и рассказывал ему, что нашел клад. Часть его ты отвез в Бухарест, чтобы продать, и там эта женщина тебя обворовала.
Дуцу сделал шаг назад.
— Простите за смелость, господин субпрефект, — почтительно промолвил он, — но как раз об этом-то и вела речь моя жена. Если, по словам господина субпрефекта, я ему это сказал, то я не стану утверждать, что не говорил. Так и должно быть. Может, и говорил, когда был не в себе!
Доктор застыл, будто пораженный громом.
В голове его как будто забрезжила какая-то, пока еще нелепая идея.
— А как же, — продолжал Дуцу, посматривая исподтишка на доктора. — Если бы меня сейчас допрашивал сам господин субпрефект, я бы повторил за ним все, что он захочет.
Мысль в голове доктора становилась все отчетливее.
Стараясь сделать вид, что чем-то занят, он начал перебирать лежавшие перед ним бумажки. И чем больше думал об истории погони за Ахиллом Панайотом, чем сильней напрягал ум, тем крепче приходил к выводу, что болезнь субпрефекта не была притворной. Правда, он сам исследовал его и не находил никаких несомненных симптомов… Но ведь нервы — вещь деликатная, и трудно разобрать, что происходит у человека внутри… Нет! Головные боли не были выдуманными: слишком странные вещи рассказывал субпрефект.
Разумеется, вся история с преследованием Ахилла Панайота только плод его воображения.
— А ты не думаешь, — заговорил доктор, — что субпрефект сошел с ума?
— Сохрани его бог! — ответил Дуцу. — Уж если речь зашла о том, что кто-то из нас сошел с ума, то это только я. Я не могу сказать, что господин субпрефект врет, потому что, когда говорил с ним, сам был не в своем уме.
Субпрефект, который подслушивал у дверей, вышел из себя и, разгневанный, ворвался в комнату.
— Ладно, негодяй! — крикнул он в бешенстве. — Что значит «не в своем уме»? Разве не ты отдал мне деньги, спрятанные в шапке?
— Я никогда и не говорил, что не давал их, — ответил Дуцу, на всякий случай делая шаг назад.
Доктор поспешно встал между ними, опасаясь несчастного случая. Нет! Золотые монеты в шапке — это уже верх всего!
— Оставь его, — сказал он приятелю, — не горячись. Видишь, он сумасшедший.
— Я вижу, что вы хотите сделать сумасшедшего из меня! — воскликнул субпрефект.
Доктор внимательно посмотрел на него. Ничего особенного: человек как человек. Но все-таки нервы — вещь деликатная.
— Скажи мне правду, — сказал он настойчиво. — Действительно существует вся эта история с кладом и поисками Ахилла? Я начинаю думать, что все это было просто хорошо разыгранным фарсом.
Субпрефект некоторое время стоял не двигаясь и смотрел вытаращенными глазами то на одного, то на другого.
Дело ясное. Он сам пугал Дуцу и внушал ему, что тот окончательно запутается, если станет говорить правду. И теперь все его усилия напрасны: у него нет свидетелей. Если все отрицают происшедшее, сам он не в состоянии ничего доказать, а в таком случае любой человек действительно может принять его за сумасшедшего.
— Спроси его, — ответил субпрефект, указывая на Дуцу. — Скажи: находил ты клад или не находил? Дал мне часть его или нет?..
— Я нашел и отдал тебе, — ответил Дуцу. — Что мне делать, если вот они этому не верят.
— Ни один разумный человек не может поверить вашим россказням, — с трудом произнес доктор.
— А все-таки ты поверил, — сказал субпрефект, — иначе не занялся бы такой запутанной историей.
Доктор чувствовал себя смущенным, пристыженным, обеспокоенным…
— Я не поверил, — возразил он. — Мне только не хотелось тебя волновать, утверждая, что я не верю.
— Однако, несмотря ни на что, все случившееся было истинным происшествием, — возразил субпрефект.
— Если он не хочет верить, — прибавил Дуцу, — насильно не заставишь. Правда то, чему веришь.
1896
МАРА
Перевод Ю. Кожевникова
Глава I
ГОРЕМЫЧНЫЕ ДЕТИ
Осталась бедная Мара вдовой с двумя малыми детьми еще молодой и статной, хозяйкой рачительной, так что господь бог оставил и ей надежду на счастье.