Самым огорченным изо всех, кто был огорчен подобным течением дел, был Блэгуцэ, злосчастный рыболов. У него тоже были враги, завистники, он, как и любой человек, имел злопыхателей, которые злорадствовали, видя, в какой он попал переплет. Были у него и друзья, и доброжелатели, которые попрекали его за то, что он натворил. Все село переругалось из-за него, и он сам не знал, что делать.
И все это произошло из-за детей Мары, о которых столько раз все спотыкались на базаре.
Но Блэгуцэ тоже был человек, и ему нужно было на ком-то сорвать свое зло. Вот он и выгнал из школы Трикэ за то, что он лентяй, неслух и драчун, подающий дурной пример всем детям.
Трикэ не плакал, а стоял прямо, высоко подняв голову и держа руки по швам, потом вышел из школы и зашагал размеренным шагом прямо к мосту.
— Бедненький ты мой! — воскликнула Мара, сидевшая у моста.
Что, однако, могла она сделать? Чем помочь ему? Будто небо упало им на головы, но кто бы стал выслушивать Марины жалобы?
— Ничего, мой родной, — заговорила она в конце концов, воспрянув духом, — отдам я тебя в другую школу, получше, чем эта. Я из тебя сделаю человека, будешь ты и видным, и солидным, не то что твой отец или мать. Постоят и они, и их детки перед тобой, как мы теперь стоим перед ними! Я могу, у меня есть на что, — продолжала она с жаром, — господь бог дал мне и еще даст, потому как различия между людьми не делает!
Лицо у Трикэ прояснилось. По правде говоря, он не очень понимал, о чем это говорила мать, но до него дошло, что теперь он будет ходить в другую школу, а Кости Балакович останется таким образом посрамленным.
Однако именно в этот момент Мара не могла отдать его в школу. Она была полна решимости завтра или послезавтра свезти его в Арад и сделать все это как можно скорее, сразу же, как только она покончит с этими крейцерами. Но сейчас по мосту тянулись вереницей и возы, и люди, потому что в Липове была ярмарка, и у Мары минутки не было о чем-либо другом помыслить.
По ночам мало кто перебирался из Радны в Липову и обратно. И вечерами Мара оставляла мост на попечение своего племянника Георге, которому выдавала банкноты по два и по десять крейцеров, чтобы хоть как-то уследить за ним. Но Георге все равно мог ее обмануть, и днем она никогда не оставляла его собирать крейцеры. Но сейчас ее решимость отправиться завтра в Арад была столь велика, что она скрепя сердце заговорила с Георге о том, чтобы он во время ее отсутствия заменил ее на мосту.
Вечером же, когда осталась одна и закончила все подсчеты, Мара долго сидела задумавшись.
Великое дело задумала она совершить, великое и тяжелое. Что и говорить, мост приносил доход, которого хватало, чтобы заплатить за Персиду, и еще оставалось на расходы, которые Мара задумала в связи с Трикэ. Да что там, и сверх этого у нее кое-что остается.
Но мост она взяла в аренду на деньги Персиды, так как же из этого дохода брать деньги на содержание Трикэ? Это значит обездолить девочку!
Что там говорить, она могла бы арендовать мост на деньги и дочери, и сына… но это было бы слишком сложно. И почему она должна терпеть столько горя из-за денег, которые нужно потратить на дело, которое не увидишь и не пощупаешь?
Господи, сколько на белом свете людей, которые превзошли всякую грамоту, а живут так, что их только пожалеть можно: и в нужде они бьются, и никто-то на них и не взглянет, а то даже и презирают их те, кто неуч неучем, да зато с деньгами. Не в коня корм. Все напрасно! Ничего нет превыше денег, разве только здоровье да добрая воля. И как это можно отдать грош, зажатый в собственном кулаке, не за что-то ощутимое, весомое, несомненное, а за какой-то дым, надежду, мечту, которая сейчас веселит тебя, а вот сбудется или нет — неизвестно.
— Избави бог! — произнесла решительно Мара. — Что в кармане, то не обманет.
Но нет, и от мечты своей отказаться она не в силах.
На следующий день она не поехала в Арад, но приодев Трикэ поаккуратнее, повела его за Муреш к Бочьоакэ.
Грамоте парнишка довольно знает, чтобы стать учеником кожевника, к тому же у него он сможет и учиться по воскресеньям и по праздничным дням.
Однако Мара выбрала не тот день и не тот дом.
По правде сказать, сам Бочьоакэ, человек солидный и немногословный, с радостью взял бы Трикэ, чьи глаза ему показались, как говорил он. Парнишка здоровый, сметливый, рассудительный и быстрый. Но вот жена Бочьоакэ из поповен, и как она могла в своем доме терпеть после всего, что произошло, сынишку Мары, который с немытым своим лицом и нечесаными волосами мог быть только сорвиголовой.